Через несколько дней он мне представляет уже конкретные факты о том, что полиция прямо противодействует ревизии. Именно, несколько лиц, дававших Бобровскому показания, терроризировались затем разными угрозами, другие даже арестовывались или принудительно удалялись из города.
Допустить это, без подрыва престижа ревизии, было уже нельзя. Я отправил в Тифлис шифрованную телеграмму, прося отчислить полицеймейстера Кроткова от должности, прикомандировав его к Кутаисскому губернскому правлению, пристава Барабанова вовсе удалить со службы, а обязанности полицеймейстера временно возложить на подполковника Навроцкого, помощника начальника округа.
Дня через три кутаисский губернатор по телеграфу привел все эти меры в исполнение.
Впечатление по городу получилось громаднейшее. Увидели, что ревизия — не шутка. Кротков бросился ко мне за объяснениями. Я его не принял. Он все же подстерег меня на улице и пристал с просьбой об объяснении. Я ответил уклончиво: таково, де, распоряжение наместника.
Кротков помчался в Тифлис, явился к Петерсону. Последний выдал меня головой:
— Это Стратонов потребовал, чтобы мы вас отчислили! Мы и исполнили.
Облегчил мне ревизию…
Кротков жаловался затем заместившему наместника генералу Шатилову, но без результата. А когда я представил отчет по ревизии, то положение его стало безнадежным.
Конечно, он стал моим злейшим врагом. При встречах на улицах Тифлиса, куда он перебрался, принимал такой вид, что вот де набросится на меня и разобьет вдребезги.
Судьба над ним зло подшутила. Он пристроился, под конец, репортером в газету «Кавказ», а издание этой газеты перешло в мои руки. Кротков был очень озабочен тем, как бы я его, за вызывающее поведение, не удалил. Разумеется, никаких счетов с ним я не сводил и дал возможность ему существовать. Тем не менее он заявлял:
— Если б я только мог, утопил бы Стратонова в ложке воды.
В процессе моей ревизии выявился во весь рост острый вопрос о сухумском дворянстве.
Среди коренного населения Абхазии, собственно, и составлявшей Сухумский округ, роль высшего сословия — дворянства — сохранилась в первобытной еще своей величине. И все коренное население округа разделялось по русской официальной терминологии, во-первых, на относительно немногочисленное привилегированное сословие и, во-вторых, на простолюдинов.
Некоторые из родов местного привилегированного сословия, как уже ранее говорилось, были признаны русской властью за князей — прежде всего фамилия Шервашидзе, родственная прежней правящей династии в Абхазии[587]
. Многие другие дворянские фамилии сами стали называть себя князьями, и государственная власть этому самозванству молчаливо попустительствовала. При таких условиях ко времени моей ревизии выражение «сухумские князья» стало уже обыденным и как бы узаконенным.Разного рода князей Шервашидзе в округе наплодилось очень уж большое количество. Они выделялись своими аппетитами в деле захвата земель. И действительно, за этим родом были закреплены громадные территории: в одном только Кодорском участке — чуть ли не одна треть всей площади этого участка.
Мой почтенный сослуживец по сословно-поземельной комиссии старик Г. В. Клейн, по обязанности службы непосредственно ведавший закреплением земель за населением Сухумского округа, не один раз докладывал мне о глубоком возмущении:
— Князья Шервашидзе — о, это такие жадные!
Обуздать их жадность было не так легко, благодаря связям этой фамилии. В то время самым мощным покровителем их интересов являлся бывший тифлисский губернатор князь Г. Д. Шервашидзе. Он ловко сумел завоевать расположение императрицы Марии Федоровны, жены Александра III. Их взаимное знакомство началось со времени, когда императрица навещала в Абастумане сына, — болевшего туберкулезом и здесь же, в Абастумане, умершего, в 1892 году[588]
, — наследника престола великого князя Георгия Александровича. Шервашидзе настолько сумел укрепить расположение к себе императрицы, что позже, когда она овдовела, он до конца своей жизни остался «состоящим при особе ее величества». Естественно, что вдовствующая императрица поддерживала интересы рода Шервашидзе.Много меньшую, но все же некоторую помощь этому роду оказывал еще член Государственной думы от Сухумского округа генерал-артиллерист князь Прокопий Шервашидзе. Он, между прочим, оказался в числе раненых при известном взрыве бомбы или адской машины на даче премьер-министра П. А. Столыпина, на Аптекарском острове в Петрограде. Это случайное обстоятельство, в связи со влиянием по роли члена правой фракции Государственной думы, позволяло Прокопию Шервашидзе проводить и в столице, и в Тифлисе интересные как лично для него, так и для его родни дела.
Значение сухумского дворянства в общей среде населения в сильнейшей мере поддерживалось институтом молочного родства. Этот обычай был вообще развит на Кавказе, но совершенно особое значение он получил в Абхазии.
Выражался этот обычай в следующем: