По волнам жизни. Том 1

Ценным сотрудником был драматический рецензент Николай Николаевич Макаров. Видный чиновник в местном управлении земледелия, он был вместе с тем страстным театралом. Его рецензии очень ценились артистами.

— Мы считаем, — говорил мне антрепренер Никулин, — Макарова вторым по компетентности драматическим рецензентом в России. Он иногда нас очень разносит, но мы на него не обижаемся, потому что он это делает всегда доказательно, приводя факты.

Что на него артисты действительно не обижаются, в этом я убеждался не один раз. Вообще, это был человек больших способностей, и единственно, в чем я мог бы его упрекнуть, — это в чрезвычайной длине рецензий, отнимавших место для другого материала.

Оперным рецензентом был военный чиновник окружного инженерного управления Николай Алексеевич Левиатов, хорошо понимавший музыку, но менее блиставший, чем Макаров.

Другие и довольно многочисленные сотрудники были более или менее случайными. Из них заслуживает особого упоминания генерал Василий Алексеевич Потто, старик, получивший прозвище Гомера кавказской армии, которую он действительно часто и многообразно воспевал, и я не знаю, приносил ли он этим больше пользы или вреда. Печатал он на эту же тему громадные хвалебные фельетоны и в газете[644].

Типография

В типографии у меня сразу же дело не пошло. Крынин стал проявлять тупое и ненужное упорство в неисполнении моих новаторских директив. По-видимому, он думал систематическим саботажем отбить у меня охоту вмешиваться в типографские дела.

Так продолжалось полгода. Он снабжал меня обильным обвинительным против себя материалом, сопротивляясь и тем моим мероприятиям, которые били в нос своей целесообразностью.

Мое терпение лопнуло, и я представил по этому поводу по начальству доклад, снабдив его надлежащими документами.

Помощник наместника Ватаци потребовал тогда от Крынина подачи в отставку, что ему и пришлось исполнить[645].

Тотчас же и уже добровольно подал в отставку помощник Крынина Г. Н. Пахунов, его фактотум и совершенное ничтожество. Наоборот, заведующий работами А. Д. Волков оказался дельным и полезным работником[646]. Я его назначил помощником управляющего, и до самого конца работы с типографией я им был вполне доволен.

Ладилось у меня дело и с многочисленным составом наборщиков, несмотря даже на то, что в их среде была особенно сильно развита социал-демократическая пропаганда, точнее — большевицкая.

Через несколько месяцев я получил от Крынина письмо. Его предупреждали, писал он, что одним из первых моих шагов будет увольнение его, Крынина. Он этому не поверил, а вышло именно так. Благодаря увольнению его положение стало трудным, и он ставит на мой выбор альтернативу: или я должен восстановить его в должности управляющего типографией, или он застрелится. А чтобы я не скрыл, что был предупрежден о предстоящем его самоубийстве, он перед тем, как стреляться, положит копию этого письма в свой письменный стол. Письмо найдут, и все узнают, что именно я — причина его смерти.

Это письмо я передал Петерсону для доклада Воронцову-Дашкову. Над письмом посмеялись — и не без основания:

Крынин, конечно, и не подумал стреляться. Вместо этого он вошел деятельным членом в крайнюю правую организацию «Союз русского народа». Там его обласкали, обогрели, и он снова расцвел. Он выставлял свою кандидатуру в члены Государственной думы при выборе такого члена от русского населения в Закавказье, но не собрал голосов.

С разных сторон начали поступать просьбы о назначении на вакантное место после Крынина. На этой должности — шестого класса — оклад полагался в 3600 р. в год, это было для многих соблазнительно.

Временно управлять канцелярией я посадил все ту же мою правую руку — Авдеева, освободив его от работы в газетной конторе, где тем временем были пристроены другие работники. Эта должность чрезвычайно понравилась Авдееву, и он стал меня упрашивать о постоянном назначении. Я сначала хотел присмотреться, как он поведет дело. Повел его он недурно, Авдеев был человек способный. Мы образовали свой склад бумаги, развили бывшую в упадке словолитню, так что даже стали продавать шрифты на сторону. Он много ездил по учреждениям и добывал заказы. Дела пошли хорошо, стало видно, что в первый же год норма дохода типографии в 20 000 рублей будет достигнута, и так и вышло.

После этого Авдеев еще настойчивее стал просить о своем назначении, и ему удалось убедить меня тем доводом, что многие просятся в управляющие типографией, и кто-нибудь забежит с заднего крыльца к графине Воронцовой-Дашковой с просьбой о назначении, она заставит мужа сделать распоряжение, а доказывать наместнику, что он нарушил свое же обещание предоставить свободу мне — будет бесполезно. Это был сильный аргумент, и я уступил.

Петерсон мне сказал:

— Если, Всеволод Викторович, вы этого хотите, я проведу назначение Авдеева. Но думаю, что вы этим поступите себе же во вред. После вам будет труднее справляться с Авдеевым, а сейчас он всецело в ваших руках.