По волнам жизни. Том 1

Получал он по этой должности 4000 рублей в год, но на самом деле он жил гораздо шире. Имея квартиру при редакции (бесплатно), он каждый день с утра устраивал у себя попойки. Так уже завелось: утром у него накрывался стол, заставлялся разными винами, водками и ассортиментом закусок. И он сам, и репортеры, а также заходившие в редакцию сотрудники и чиновники канцелярии, начиная от вице-директора Максимова, усердно здесь угощались в дневные часы. Делалось это все, разумеется, не на личные средства Белинского. Это гостеприимство легко объяснялось при отсутствии какого бы то ни было контроля за деятельностью конторы, кроме разве контроля самого Белинского над собою же. Были и другие указания на неприемлемые действия Белинского. Так, мне говорили в тифлисских книжных магазинах, что они часто покупают от Белинского книги, которые тогда массой присылались в газетные редакции для отзыва. Действительно, при передаче газетной редакции Белинский не дал мне ни одной книги, а их должно было накопиться тысячи.

У Белинского была жена, или одна дама так называлась. Трудно было бы, однако, представить себе большего развратника, чем Белинский. В Тифлисе, кажется, не было кокотки, которую бы он пропустил без своего внимания. Этого он не скрывал, цинично всем рассказывая о своих амурных авантюрах.

Кроме утренних попоек, он напивался регулярно каждый вечер. Часто по вечерам в типографии, куда я заходил иногда для окончательного просмотра выходящего номера, Белинский появлялся настолько пьяным, что предпочитал прятаться от меня за спины наборщиков.

После этого я его наблюдал с балкона своей квартиры на Головинском проспекте:

Совершенно уже пьяный, он подбегал заплетающимися шагами к одиноким женщинам, заглядывая им под шляпки. Женщины шарахались от него в сторону. Держась обеими руками за фонарь, чтобы не упасть, Белинский останавливался, поджидая, пока не пройдет другая женщина, и лез к ней… Такие сцены повторялись часто, и репутация, в данном смысле, А. Ф. Белинского в городе прочно установилась — репутация редактора официального органа центральной власти.

Стало ясным, что, пока редакция помещается в общей квартире с Белинским, а я захожу в редакцию на часок-другой, — хозяином дела я быть не могу. Белинский принимал всю почту, показывал из нее, что хотел; он же принимал статьи от сотрудников, вел с ними переговоры, а мне об этом говорил в пределах своего усмотрения и в своем переработанном изображении и т. п.

Мое редактирование в значительной мере являлось фикцией. Но, не желая производить излишней остроты, я решил выждать с таким положением до сентября, пока не истек срок нанятого для редакции помещения на Эриванской площади.

Сотрудники

Состав главных сотрудников, которых я застал в газете, был таков:

Кроме второго репортера, главным репортером был Сергей[642] Михайлович Павлов. Это был друг и собутыльник Белинского, как, впрочем, и почти все остальные сотрудники, сильно связанные с шефом поклонением Бахусу. Впрочем, Павлов не напивался так уж безобразно. Худенький, юркий человек, умевший пролезть, куда нужно, он был большой лентяй. В день он работал не более двух-трех часов, а получая от газеты фикс за 4000 строк, мог жить недурно.

Его служба выражалась в том, что, закусив основательно у Белинского, он шел во дворец наместника и от дежурного адъютанта узнавал, о чем надо — из дворцовой жизни за день — напечатать в газете. Затем он шел за подобными справками в городскую думу, и в нормальные дни это было все. В особые же, преимущественно в высокоторжественные дни, он еще писал о богослужении в соборе, перечисляя присутствовавших сановников, с приведением полных названий их должностей и чинов — этим материалом он сразу нагонял много необходимых ему до ежемесячной нормы строк. Один раз в неделю он давал еще отчет о заседании городской думы, и это было уж окончательно все. Репортажем о происшествиях он заниматься не хотел. Все мои настояния и изменения условий вознаграждения, в зависимости от количества доставленного материала, успехом не увенчались. Павлов старался заметки разбавлять водичкой, возмущался, что мой редакторский карандаш вычеркивает хлам, но работать хотя бы немного больше и в своих же интересах не пожелал; мои же принудительные меры сделали из Павлова орудие в руках ставших многочисленными моих врагов.

Корректором был Иван Иванович Радике, безобидный и очень недалекий человек. Корректором он был неважным, и часто делал такие для официальной газеты грубые промахи, что я только за голову хватался. Несколько раз из‐за допущенных им ошибок я имел служебные неприятности от Ватаци.

Все мои разносы Радике разбивались об его беспомощную плаксивость. Тогда я стал его за ошибки штрафовать. Это вызвало с его стороны страшное негодование и вражду ко мне. Под конец он сам отказался от службы, уйдя в какую-то маленькую грузинскую газету… редактором[643].