— В этом я не вижу никакой необходимости. Ведь астрофизикой занимаются в Пулковской обсерватории.
Его убеждать — в мои планы не входило. Достаточным, казалось, установить факт, что Тер-Оганезов в данном деле обойден не был.
Затем я подал свою записку, в феврале 1920 года, Артемьеву[126]
. Я указывал, что проектированная мною большая астрофизическая обсерватория должна бы находиться на юге России, причем, однако, кроме центрального института, следовало бы иметь еще цепь филиалов, расположенных на одной, приблизительно, зоне широт. Если центральный институт будет в Одессе, то цепь филиалов поместится: на горах Кавказа, в Ташкенте, в районах Иркутска и Владивостока. Если снабдить филиалы одинаковыми инструментами и дать им одинаковые задачи, то может быть достигнута непрерывность наблюдений, нигде, кроме России, в пределах одной страны не достижимая: если начать что-либо наблюдать вечером в районе Владивостока, а кончить перед рассветом в Одессе, то получится почти непрерывное суточное наблюдение небесного явления.Д. Н. Артемьев отнесся к моему начинанию сочувственно и более того — поручил мне руководить первыми шагами под флагом Научного отдела, а не по частной инициативе. Конечно, я его осведомил о сопротивлении Тер-Оганезова, но он только посмеялся.
Так я и сделал. В марте 1920 года от имени Научного отдела и за подписями Артемьева и моей был разослан анкетный циркуляр группе русских астрономов, причастных к астрофизике, в котором сообщалось о новом начинании и приводился, в качестве основы, мой проект работ, могущих быть предложенными новому учреждению[127]
. Запрашиваемые специалисты приглашались представить свои обстоятельные соображения по вопросу о создании центральной астрофизической обсерватории, предложить, если имеют, свой план ее работ, указать характер инструментального оборудования, которое, по их мнению, наилучшим бы образом обеспечивало продуктивность работ обсерватории, и высказать всякие иные мысли, которые было бы найдено желательным сообщить по данному делу.Тер-Оганезов оставался очень недоволен фактом начала мною этого дела, несмотря на его неодобрение. Теперь он стал главной оппозицией новому начинанию.
Дело, однако, пошло. Получились весьма ценные ответы, продуманные и сообща обсужденные. Такими материалами были, прежде всего, заключения Пулковской и Главной физической обсерваторий, а затем обстоятельные записки А. А. Белопольского, С. К. Костинского, Г. А. Тихова, В. А. Михельсона, Э. К. Эпика и др.
Вооруженный этими материалами, я представил Научному отделу обстоятельный доклад с приведением сути отзывов специалистов, которые все высказались в пользу моего проекта. Содержание этого доклада напечатано в моей вводной статье в первом томе Трудов обсерватории. Я указывал задачи, стоящие перед инициаторами этого дела в первую очередь, а именно — подготовку молодых специалистов, избрание мест как для центрального института, так и для филиалов, детальную разработку плана работ и инструментального оборудования и, наконец, безотлагательное составление научной библиотеки и приобретение тех инструментов и приборов, которые исчезают из страны благодаря условиям времени и деятельности спекулянтов.
Я представил также Наркомпросу на утверждение проект положения об учреждении Главной астрофизической обсерватории, о функциях Астрофизического совещания и Организационного комитета и пр.
Мой проект вносится на рассмотрение коллегии Научного сектора Наркомпроса под председательством М. Н. Покровского. Коллегию, кроме председателя, составляют: Д. Н. Артемьев, В. Т. Тер-Оганезов, инженер Ленгник и еще какой-то коммунист, с видом монастырского послушника (впоследствии оказалось, что это студент, занявший вскоре пост первого комиссара Московского университета). Я приглашен в качестве докладчика.
Сразу видно, что Тер-Оганезов уже действовал на Покровского. И, как только очередь доходит до проекта астрофизической обсерватории, Тер-Оганезов подымает руку, прося слова.
Но Покровский говорит своим пискливым голосом:
— Это как раз одно из таких дел, которые следует рассматривать не в нашей коллегии, а в Государственном ученом совете. Сейчас, сейчас, Вартан Тигранович. Погодите! Вот и вы же, Вартан Тигранович, часто говорите, что мы недостаточно дел передаем в ГУС… Так что же, направим это дело туда!
Тер-Оганезов поддакивает, но все же старается перейти к возражениям по существу.
— Это после, Вартан Тигранович! Вы в ГУСе это выскажете… А вы, профессор Стратонов, не возражаете против передачи этого дела в ГУС?
— Нисколько!
— Хорошо! В таком случае вам предоставляется право привести с собою на заседание экспертов[128]
.Посоветовался я с Артемьевым относительно дальнейшей тактики:
— Ввиду оппозиции Тер-Оганезова я подумываю вовлечь в это дело Костицына…[129]
Артемьев пришел в восторг.
— Вот это будет так номер! Костицын против Тер-Оганезова… Ха-ха!
Костицын как бывший большевик имел еще хорошие связи в коммунистических кругах.