По волнам жизни. Том 2

В дальнейшем состав пополнился В. Н. Миловановым, бывшим, и довольно неудачно, директором Ташкентской обсерватории. Он работал еще гимназистом у меня в Ташкенте. Затем он получил астрономическую подготовку в Казанском университете. Больших способностей он не проявил, попал педагогом в Ташкент и в эпоху безлюдья и разрухи стал здесь директором обсерватории. У него вышла неприятная история с сейсмологом обсерватории Поповым, подчиненным по службе. Попов не пускал Милованова в сейсмический павильон, а когда Милованов, в качестве директора, все же туда направился, Попов ударил Милованова. Благодаря советской разрухе в служебном отношении поступок Попова остался безнаказанным, и положение Милованова стало невозможным. Посетив в эту пору Ташкент и ознакомившись со всем происходящим, я, в качестве выхода из положения, предложил Милованову перейти к нам, чем он с удовольствием и воспользовался. Он переехал с семьей в Москву, но очень скоро потерял здесь жену. Все это, видимо, отразилось на нем, так что научной энергии он не проявлял[136], а занялся управлением нашим домом, куда я его устроил на пост коменданта; он сам упросил дать ему это дело.

Из Ташкента же я привлек молодого астронома, подававшего надежды, П. Я. Давидовича. Он работал усердно, попал впоследствии в Америку и там остался, по-видимому, совсем[137].

Явился ко мне, с просьбой о приеме на службу, астроном чех — Мирослав Карлович Грабак. Его прошлое не особенно обнадеживало, но мне казалось нужным помочь на чужбине попавшему в трудное положение славянину, и я его взял. Как ученый Грабак не оправдал оказанного ему доверия; он едва ли оправдал его и как человек. Между прочим, попав в Чехию, я не встретил со стороны могущих это сделать чехов-астрономов достаточного желания мне помочь в тяжелых условиях жизни, точнее — вовсе не нашел помощи.

Самым же ценным приобретением было привлечение к нам Василия Григорьевича Фесенкова, профессора астрономии Харьковского университета[138], уже успевшего обратить на себя внимание ученого мира своими работами.

Первоначально В. Г. участвовал у нас лишь в роли руководителя Кавказской научной экспедиции, о которой речь впереди. Потом он перешел на должность помощника председателя комитета по научной части.

Для Фесенкова не было легким делом решиться перейти на службу в Астрофизическую обсерваторию. Ему предлагали профессуру по астрофизике и в Харьковском университете, вместе с деканством на факультете, и еще кое-что. Во всяком случае, он был естественным кандидатом на пост директора Харьковской университетской астрономической обсерватории после ухода Н. Н. Евдокимова[139]. Харьков был для него родным городом, если не по рождению, то по образованию.

Но в Москве развертывались более широкие перспективы. Во-первых, были шансы на получение им профессуры в Московском университете, особенно, когда я был деканом на факультете; затем он становился естественным моим заместителем (как это и произошло), а должность председателя комитета или директора Астрофизической обсерватории была сравнена с должностью директора Пулковской обсерватории. Фесенков и решился на переход.

До того времени подготовка наших специалистов шла не вполне систематично. Я направил их для экспериментальных работ по физике в физический институт на Миусской площади, возглавлявшийся П. П. Лазаревым. Однако, как мне жаловались сотрудники, толку из практики не получалось. Эта работа, хотя Лазарев за нее и взялся, мало его интересовала. Наша молодежь не знала, что ей делать, руководства и практики, в сущности, не было. Позже я их перевел для работ в физический кабинет университета, и здесь дело пошло лучше.

Теперь я возложил на В. Г. заведование подготовкой всей астрономической молодежи, издание научных трудов, заведование экспедициями, одним словом, — всю чисто научную часть.

Дело свое Фесенков повел прекрасно. Он заставил Орлова, Милованова, Щиголева, Давидовича, Грабака и бывшего у нас некоторое время стипендиатом рязанского учителя Пенькова работать научно, заинтересовав их и увлекая своим примером.

Он завел для них научные коллоквиумы, на которые допускались и другие астрономы, и эти коллоквиумы вскоре стали центром московской астрономической жизни. Они были серьезнее, чем доклады, делаемые в Московском обществе любителей астрономии, и на них приходили и члены общества, и астрономы Московской обсерватории. Руководил коллоквиумами всецело Фесенков, я в это не вмешивался.

Он наладил также научные работы, под своим руководством, молодежи. В этом также я его не стеснял, ограничиваясь иногда лишь указанием тем. Наши «Труды Главной астрофизической обсерватории» на добрую половину заполнялись трудами В. Г. Фесенкова[140].

Позже я привлек к научной работе у нас еще две молодые силы: Р. В. Куницкого и К. Ф. Огородникова. Дальнейшее пополнение научных сил было уж без меня.

Экспедиции

Второй по важности задачей представлялось обследование мест для будущих обсерваторий.