По волнам жизни. Том 2

Крайне честолюбивый и властолюбивый, П. П. Лазарев не довольствовался перечисленными выше своими должностями и званиями, а стремился расширить свои роль и значение и в сфере физиков, и в сфере врачей. Это ему удавалось, потому что совпадало и со стремлениями советской власти, которая тогда имела на своей стороне слишком мало ученых специалистов. А Лазарев скоро стал одним из любимцев власти.

Шутники говорили, что П. П. Лазарев занимает 60 должностей, о которых он помнит, и еще 200 таких, о которых он не вспоминает до времени, пока ему не приносят по ним содержания. Но и помимо этой гиперболы число занимаемых им должностей было громадно, и доходы его, которые Лазарев постоянно старался увеличить, были велики по тому времени.

Например, он был руководителем сильно взмыленного предприятия, на котором многие сытно подкормились, — исследования Курской магнитной аномалии. Это предприятие в течение нескольких лет давало П. П. Лазареву разные источники материального благополучия. Позже, когда исследования были закончены, Лазарев ездил в Америку продавать, как утверждали, в пользу советской власти концессию на предположенную здесь руду.

Кстати, по поводу этой аномалии. Еще раньше, до Великой войны, исследования аномалии производились под руководством директора Московской метеорологической обсерватории Эрнеста Егоровича Лейста, длинного старого немца, пришедшего сюда из Главной физической обсерватории. Материалов было собрано немало. Но Лейст заболел, поехал лечиться на родину, в Германию, забрав, однако, почему-то с собой все материалы по Курской аномалии. Излечиться не удалось, Лейст в скором времени помер.

После его смерти московскими метеорологами делались попытки разыскать эти материалы, но не удалось: их и след простыл. Раз материалы погибли, их решено было собрать заново, и этим делом занялись московские и петербургские специалисты.

Весной 1923 года я посетил в Берлине, в Трептове, известную частную астрономическую обсерваторию. Во время частной беседы и директор обсерватории Архенгольд, и его жена проговорились, что они состоят участниками компании, составившейся для эксплуатации курской руды на месте аномалии, на основании исследований Лейста. Следовательно, материалы не затерялись, а были некорректным способом использованы Лейстом.

Со своей стороны П. П. Лазарев мастерски пускал в глаза пыль этой аномалией советской власти. Он не всегда скрывал свое ироническое отношение к новым владыкам России. Как-то я обратил внимание на лежавший во дворе, у входа в Физический институт, кусок очень толстого океанского кабеля.

— Для чего он у вас?

Круглое лицо Лазарева расплылось, сквозь очки, в хитрую усмешку:

— Для втирания очков советской власти!

Этим делом он с успехом занимался, показывая свой Физический институт знатным посетителям. Даже и на меня, все-таки специалиста, когда показывал институт, П. П. по привычке старался произвести взмыленное впечатление.

Та легкость, с которой П. П. Лазарев входил в соприкосновение с темными элементами, водворившимися на верхах новой власти, дала повод к остротам в ученом мире. Говорили, например, что в Физическом институте Лазарева удалось открыть новый химический элемент, которому дано название пепелаз (Петр Петрович Лазарев). Этот элемент отличается-де тем, что необыкновенно легко входит в соединение со всякими другими элементами…

Естественно, что, обремененный таким количеством должностей, для удержания которых за собой П. П. должен был по временам хоть на несколько минут показываться на заседаниях и в кабинетах начальства, он должен был целыми днями разъезжать по Москве, благо советская власть предоставила ему, в знак особой милости, расхлябанный автомобиль, постоянно портившийся. В результате в институте Лазарев был почти неуловим, если не сговориться по телефону о свидании. Дело от этого сильно страдало.

Он взялся, например, по соглашению со мной, руководить практическими занятиями по физике ученых стипендиатов Главной астрофизической обсерватории. Для престижа Лазарева это звучало хорошо. Но когда наши астрофизики стали ходить в институт, они скоро пришли в отчаяние. Целые месяцы у них пропали зря из‐за невозможности переговорить с П. П. или вообще добиться от кого-нибудь толку. Например, результатом первого месяца работы было только то, что они собственными руками покрасили черной краской комнатку, в которой в будущем должны были заниматься. Они приходили в отчаяние от бесплодной потери времени, и мне стоило большого труда уговорить их не падать духом, так как, может быть, потом дело пойдет лучше. Но дело лучше не пошло, и через несколько месяцев я увидел себя вынужденным перевести их для работ в Физический институт Московского университета, где занятия пошли гораздо лучше и толковее.