— Части я не приму, должны возвратить все! Даю вам последнюю отсрочку — два часа. Если в течение этих двух часов деньги не будут мне принесены полностью, я отсылаю в набор свое объявление и — можете в этом не сомневаться — обязательно расклею его!
— Так мы должны же посоветоваться со своими…
— Вы слишком уж много раз советовались, а у меня нет времени, чтобы тратить его на праздные разговоры. Помните — только два часа!
Через два часа приносят мне четыре тысячи рублей.
— Теперь это уж все, господин управляющий!
Сколько они собрали в действительности, для меня осталось скрытым. Но убежден, что вернули не все. Далее пререкаться не было почвы, да и четыре тысячи для сиротского дома было кое-что.
В последующие праздничные дни я стал посылать выездные отряды чиновников в окрестные уездные города с походными кассами займа. Предварительно в этих городах создаваемые посредством переписки местные комитеты вели подготовку ко дням «Займа Свободы», беря за образец нашу организацию, с соответственными сокращениями.
Сначала дело шло, но потом становилось все хуже. Большевизм среди войск делал громадные успехи. В Старице нашим чиновникам местные солдаты-большевики устроили враждебную демонстрацию, и после этого настроение у наших служащих упало. Выездные «дни» пришлось прекратить.
А из Петрограда нам все слали и слали воинственные иллюстрированные плакаты с лозунгами — «Война до победного конца».
Эти плакаты мы были обязываемы расклеивать по городу, но толку не получалось. Я посылал с расклейкою наших солдат, они возвращались разочарованные:
— Ничего нельзя сделать, господин управляющий! Только наклеим плакат, его тотчас же срывают… А солдаты кричат нам: «Пущай сами воюют до победного конца, — кому надоть! А мы больше не хотим».
Послав их все-таки еще раз с расклейкою, я пошел незаметно позади — проверить. Действительно, едва наш солдат наклеивал плакат, подходил какой-либо гарнизонный солдат и срывал его. Срывали на моих глазах плакаты и рвали их на мелкие части даже стоявшие на постах милиционеры.
Дошло до того, что группы солдат, заходя в банк, как-то умудрялись срывать даже расклеенные там победные плакаты.
Угрозы солдатской черни действовали на служащих. Пришлось агитационные действия по займу прекратить.
4. Большевизация
Большевизация делала успехи. Начала заметно проявляться не только в войсках и среди рабочих, но и в некоторых учреждениях, например, среди почтово-телеграфных чиновников. Последние еще в начале лета захватили власть в свои руки. Проникла она и в среду учащихся.
Сын мой, реалист четвертого класса, был переведен в эвакуированное во Ржев Белостокское реальное училище. Но в числе завоеваний революции было предоставление ученикам городских училищ права перейти без экзаменов в реальное училище. Эта молодежь, отвечая духу времени, решила, что она должна преследовать сыновей буржуев. Едва ли не единственным в классе, которого они могли подвести под это звание, оказался мой сын. Его стали избивать за принадлежность к буржуазному классу. Опасаясь за его здоровье, мы были вынуждены, к большому смущению бессильного чем-либо помочь директора, взять его совсем из училища.
Более всего разлагался гарнизон. Им устраивались постоянные празднества и народные гуляния. Последние по преимуществу устраивались на приволжском бульваре, против нашего банка. И часто до поздней ночи нам нельзя было уснуть из‐за криков разгулявшихся солдат и их дам, а также из‐за грохота грузовиков: теперь солдаты, особенно артиллеристы, любили «прибывать» на гуляния и «отбывать» с них не иначе, как на автомобилях, хотя бы и грузовых.
Прежде эти люди неохотно облекались в солдатскую форму. Теперь — не желали с нею расстаться. Солдатская форма была открытым патентом на привилегированность и безответственность.
На железной дороге по-прежнему все было переполнено стихийно самодемобилизующимся фронтом. Сначала опасались, что возвращающиеся с фронта войска пройдут, как саранча, все уничтожая по пути. Этого не случилось: войска текли домой не массой, а непрерывной струей.
Возникла личная опасность и для начальника гарнизона Мириманова. Строгости его, проявлявшейся в предыдущее время, забыть не могли. Как ни старался он соблюдать «революционную» корректность, за ним недоброжелательно следили многие тысячи глаз. Наконец, сознательными солдатами было решено его арестовать и расстрелять. Его вовремя предупредили, и Мириманов, переодетый, скрылся в Москву.
Власть теперь перешла в руки комитетов, хотя вскоре и был назначен другой начальник гарнизона генерал Голынец, умевший занимать этот пост, не проявляя власти.
Произошел переворот и в городском управлении. Прежняя дума должна была сложить свои обязанности. Начались всенародные выборы, сопровождавшиеся яростной агитацией эсеров. Они одержали победу, новая дума была составлена почти сплошь из эсеров; однако, кроме потоков говорения, ничего, в сущности, для города эта дума не дала.