По волнам жизни. Том 2

Удочка, на которую поддались низшие служащие комиссару, была, конечно, материальная сторона. Серегин все им говорил о несправедливости, жертвами которой они являются. Они, низшие служащие, получают мало, живут в тесных квартирах, а вот чиновники — и прежде всего управляющий — получают много.

Приходят ко мне депутаты от низших служащих. Депутацию возглавляет счетчик Прохоров.

— Что скажете?

— Мы пришли заявить, что считаем справедливым получать такое же содержание, как и вы, господин управляющий! Потому что — мы также работаем!

— Очень хорошо! Выберите между собой кого-нибудь, кто сядет на мое кресло — управлять банком.

— Почему же это?

— Если жалованье одинаковое, так и работа должна быть одинаковая. Пусть ваш избранник садится сюда, а мне даст свою шашку и револьвер. Я стану на дежурство часовым.

Депутаты мнутся, переглядываются… Косятся на Прохорова.

— Нет, — заявляет Прохоров, — нам это не подходит!

На ближайшем общем собрании — тогда распоряжением деньгами банка для своего вознаграждения уже завладели служащие, — были установлены новые ставки содержания. Решения принимались простым большинством голосов. Хотя разница между всеми ставками была незначительная, но все же на ответственных должностях дали больше, чем на других, а управляющему назначили на 25 рублей больше, чем остальным…

Этот же вопрос неоднократно возникал и на следующих собраниях. Служащие время от времени сами назначали себе единовременные пособия и обыкновенно — всем в одинаковом размере. Здесь влияние Серегина побеждало. Но в вопросах, не касавшихся материальной стороны служащих, большинство все-таки шло за мной.

Сознавал я, что мое дело подвигается к развязке. Новая власть крепнет, местные попытки ее сторгнуть не имеют успеха, а общей попытки ждать не приходится. Настроение служащих падает.

Поэтому мы стали с семьей понемногу собираться к отъезду: я укладывал в ящики свою большую библиотеку, ящики сносились в особую кладовую.

Об этих сборах тотчас стало известно, и они вызвали разговоры.

— Мы храбры только с вами! — говорил Пекарский, и это отражало общее настроение.

Инцидент

Часов в восемь вечера вбегает в банк помощник контролера Б. В. Родзевич, с молодой женой. Оба — в довольно растерзанном виде.

Я как раз вышел из квартиры и поднимался по лестнице.

— Что с вами случилось?

— Мы шли по бульвару. На нас только что напали четыре солдата. Ударили сильно меня, сорвали шляпу… Мы спаслись от них в банк!

Это было одним из типичных проявлений солдатской разнузданности. Они нападали на прохожих.

Спрашиваю часового:

— А вы не дали тревожного выстрела? Надо было вызвать патруль, задержать буянов…

— Никак нет! Не стрелял…

— Дайте ваш револьвер!

Выхожу из подъезда, стреляю два раза вверх.

Едва за мною закрылась дверь, — у входа появляется толпа солдат:

— Пустите нас!

— Что такое? Зачем?

— От вас один товарищ стрелял в нас. Мы его уведем с собою!

Узнаю во главе ломящихся того большевика унтер-офицера, что первым занял с военной командою банк.

— В вас никто не стрелял, а стреляли для вызова патруля.

— Нет, это в нас! Стреляли несколько раз.

— Это — вот он!

Обращение к Родзевичу:

— Эй, товарищ! Выйди-ка к нам! Пойдем в совет!

— Стрелял не этот товарищ, а я, управляющий банком. И стрелял, чтобы вызвать патруль.

— Неправда! Эй, товарищ…

Ломятся в дверь. Привлеченные криками, отовсюду сходятся солдаты. Разговоры: стреляли нам в спину! Толпа все нарастает.

Дело грозит погромом.

Приказываю вызвать по тревоге весь наш караул. Прихожая банка заполняется нашими вооруженными людьми. Сверху, с тревогой, смотрят служащие.

А с улицы делаются попытки выломать дверь. Стоящий у двери часовой-солдат побледнел.

Все-таки надо избегнуть коллизии. Иду к телефону, вызываю военно-революционный комитет:

— Говорит управляющий Государственным банком. С улицы ломится к нам толпа солдат. Прошу немедленно выслать команду для водворения порядка!

— Сейчас пришлем!

Через несколько минут подбегает вооруженный патруль из комитета. Протягивают через решетку двери мандат.

— Впустите!

Вместе с патрулем врывается, однако, толпа с улицы. Крики, шум, галдеж.

Член революционного комитета, приведший патруль, чинит суд. Рассказываем, как было дело. Солдаты с улицы — они оказались сильно выпившими — утверждают, что в них стреляли не два, а много раз.

«Судья» выносит соломоново решение:

— Осмотрим револьвер, из которого стреляли.

Отбирает револьвер у нашего часового.

— Если две пустых гильзы, — правы банковские! Если больше, — правы товарищи, которые говорят, что в них много раз стреляли!

Экспертиза, конечно, в нашу пользу. Револьвер переходит из рук в руки, осматривается и солдатами, жаловавшимися на нападение…

Теперь патруль уводит всех солдат из банка.

Родзевича, которому угрожал самосуд, переодели в другую верхнюю одежду и, когда на улице все успокоилось, выпустили с провожатым солдатом нашей охраны.

Осложнения

Новое восстание в городе. На этот раз, по-видимому, — газет, кроме большевицких, нет, до правды добраться трудно, — восстали части ржевского же гарнизона.