По волнам жизни. Том 2

— И все-таки вы хотите, чтобы я чеков не оплачивал? Да? Но вы же знаете, что правильно выданный и не оспариваемый выдавшим чек — по закону должен быть оплачен. Стало быть, вы хотите, чтобы вместо вас посадили в тюрьму или даже расстреляли меня, в данном деле постороннего человека? Имейте мужество заявить о неплатежности чеков! Тогда я свой долг исполню!

Купцы уходят с понуренными головами.

С удовольствием вспоминаю, что все же, пока я еще управлял банком, ни один из этих насильственно подписанных чеков большевиками к оплате предъявлен не был. Очевидно, военно-революционный комитет, после случая с требованием городских сумм, сомневался, как бы опять меня не поддержали комитеты служащих, если б я отказался оплачивать такие чеки.

Увольнение

Сочельник. Утром получаю телеграмму из Петрограда. Кто-то, очевидно, спешит поздравить с праздниками.

Вскрываю: «Вы уволены от должностей управляющего Ржевским и Двинским отделениями и от службы, без права на пенсию. Должность сдайте бухгалтеру Синеву. Главный комиссар Государственного банка Пятаков».

Поздравили…

И тяжело показалось остаться вдруг без службы и без выслуженной долгими годами работы пенсии, но, вместе с тем, как будто и гора с плеч свалилась. Слишком уж тягостно было, в течение этих двух последних месяцев, непрерывно чувствовать себя точно на подмостках, — играть роль, за исполнением которой следит столько глаз.

Призываю комитеты, показываю телеграмму.

Вышло не так, как я ожидал. У сослуживцев сильно выявилось чувство порядочности. Возмутились этим увольнением. Стали с разных сторон раздаваться протесты. От комитетов потребовали созыва по этому поводу общего собрания всех служащих.

Оно и состоялось 28 декабря. Председательствовал С. В. Колпашников. Он заявил:

— Мы должны на дело смотреть так, что уволен от службы — и притом безо всякого объяснения причин — один из членов нашего профессионального союза.

Обращается к комиссару:

— Союз имеет право и должен потребовать объяснения о причине увольнения управляющего Стратонова!

Серегин неохотно поднимается:

— Да, Стратонов уволен от службы по моему телеграфному ходатайству, отправленному главному комиссару в Петроград. Вы спрашиваете о причинах? Я их сейчас вам сообщу.

Читает:

— Мотивами увольнения служат: 1) нежелание Стратонова давать комиссару для подписи служебные телеграммы в Петроград о высылке разменного капитала; 2) неподчинение Стратонова декрету народных комиссаров по вопросу о стальных ящиках[48], что выразилось в выдаче им, Стратоновым, из кладовой банка в самый день переворота трех вкладов с ценными вещами; 3) самовольное, без испрошения согласия комиссара, установление норм выдачи денежных сумм клиентам; 4) отказ Стратонова в разрешении выдачи наградных служащим банка, согласно телеграмме главного комиссара; 5) отказ Стратонова в передаче комиссару шифра для расшифровывания полученной им из Петрограда телеграммы и 6) отказ Стратонова в предоставлении вновь назначенному помощнику машиниста квартиры и несшитие ему обмундирования.

Сначала я не предполагал выступать на собрании, предоставляя все дело самим сослуживцам. Но тогда еще не было нами вполне осознано, что беззастенчивая ложь поставлена в основание большевицкой системы. Поэтому ложь комиссара меня возмутила и побудила ответить:

— Мои отношения к комиссару определяются телеграммой, полученной из Петрограда от главного комиссара. Указания этой телеграммы мною точно исполнялись. Никакой другой инструкции о правах комиссара я не получил, хотя через него же неоднократно об этом просил.

По пунктам же обвинения возразил:

— Распоряжения или пожелания о совместной с комиссаром отправке телеграмм относительно разменного капитала ни одного разу ни от кого, в том числе и от самого комиссара, не поступало; поэтому, действуя в обычном порядке, я и не предлагал ему телеграмм к подписи.

— Выдача трех ящиков из кладовой была произведена не после распоряжения о прекращении выдач, а до этого.

Меня прервал контролер А. П. Попов:

— Да и самую выдачу разрешил вовсе не Всеволод Викторович, а я!

В собрании раздается вопрос:

— А откуда комиссар почерпнул ложные сведения, будто именно управляющий выдал вклады и притом после запрещения их выдачи?

Серегин покосился, ища помощи, на счетчика Прохорова:

— Мне об этом сообщил один верный человек!

Покрасневший под общими взглядами до корней волос Прохоров выдал себя с головой.