— Ни одного разу не мог себя заставить.
— Ну, в этом вы ошибаетесь!
Рассказываю, как он у нас с аппетитом насыщался кониной.
— Да быть не может?
— То-то оно и есть! Внушили вы себе это только.
Все же, даже при закрытых рынках, туда стекался народ за покупками. Ходят «граждане», присматриваются один к другому: не провокатор ли, не дай бог?
Слышится шепот:
— Хотите купить?
— Да! Что у вас?
— Фунт масла сливочного.
— А, отлично! Давайте!
О цене даже и не спрашиваешь…
Таинственный знак рукой, и баба, как будто наслаждаясь видом облачного неба или облезшей штукатуркой домов, идет подальше в глухой переулок. Покупатель, точно посторонний гуляющий, глазеющий по сторонам, — следует на приличном расстоянии за ней. Ныряют в полутемную подворотню. Баба лезет куда-то, в подозрительные области, под юбку и вытягивает завернутое в тряпочку масло. Стороны расходятся, довольные друг другом. Она — «спекульнула», покупатель имеет чем покормить дома.
Все же тогда и на самых рынках кое-что попадалось. Продавцы поставят на стул или ящик немного товару и зорко всматриваются по сторонам: нет ли чего тревожного. При первом возгласе: «Милиция!» — все прячется в карманы, и торговцы пересекают рыночную площадь, как случайные прохожие.
На рынки и мы часто ходили — на авось! Вдруг где-либо появится пшенная крупа, а иногда — о счастье! — гречневая крупа или чечевица. Особенно радовались последней; она появлялась редко и сейчас же расхватывалась. Чечевица считалась особенно питательной.
Кому в эту пору было раздолье на рынках — это мальчишкам воришкам. Далеко еще было до будущих беспризорников, которые появились после ужасного голода на Волге в 1921 году. Но это уже было их начало.
Они забирались в толпу и, когда покупательницы увлекались торгом с продавцом, тянули из карманов или из сумок с провизией, добытой с таким часто трудом. Возгласы: «Ох, обокрали!» — раздавались поминутно. О каком-либо преследовании, об обращении к милиции — и думать не приходилось. От воришек просто отмахивались как от назойливых мух.
Бывшие колониальные и гастрономические лавки были теперь обращены в «продовольственные», и из них Народным комиссариатом продовольствия выдавались по карточкам продукты населению. Пред такими лавками в дни выдач образовывались длиннейшие хвосты. Стояли часами, но это стояние далеко не всегда себя оправдывало.
Относительно хорошо удовлетворялись продуктами только коммунисты и рабочие — по их привилегированным карточкам. Остальным выпадали только остатки, и дожидавшиеся часами получали разве что воблу. Изредка, бывало, повезет: получат селедок или растительного масла. Часто выдавались сахар и соль, но в малых дозах.
Перед большими советскими праздниками с треском возвещалось иногда, что милостями советской власти будет произведена усиленная выдача продуктов. Но почти всегда для непривилегированных это оказывалось обманом. Помню один такой праздник, когда, после шумливых обещаний, выдали обывателям только соли да немного английской фасоли.
По Москве запели частушку:
Разумеется, при выдаче продуктов из продовольственных лавок приказчики основательно обвешивали. Контроля никакого не было, а пререкаться и жаловаться было бесполезно. Так как массовыми заборами по дому ведали младшие служащие домовых комитетов, то и они, для застрахования себя от провеса при раздаче и для самовознаграждения за труд, второй раз обвешивали жильцов дома. На долю «граждан» доставались сильно урезанные пайковые выдачи.
В хвостах, скоплявшихся перед продовольственными лавками, обращало на себя внимание полное отсутствие евреев. И это, — несмотря на страшный наплыв их в Москву, о котором в анекдотах говорилось как о выражавшемся евреями удивлении:
— Разве русские еще в Москве остались?
Зато Народный комиссариат продовольствия, с которым изредка приходилось соприкасаться, как я видел, кишмя кишел служащими евреями.
Каково было объективное объяснение связи между захватом евреями в свои руки Наркомпрода и отсутствием их в хвостах? Не знаю, но связь, наверное, была. Юдофилы пытались объяснить дело так, что, мол, евреи — все люди состоятельные (почему это?) и имеют прислугу, русскую, — которую и посылают стоять вместо себя в хвостах… Объяснение, явно притянутое за волосы.
Существовавшие в первое время большевизма кооперативы и продовольственные в них лавки сначала вели свои дела недурно. Например, в продовольственной лавке Центросоюза[67]
, где я, в качестве представителя ржевских кооперативных союзов, пользовался правом на закупки, можно было много чего купить. Понемногу все это оскудевало, и под конец кооперативные продовольственные лавки позакрывались.