По законам Дикого Запада

Где-то в темноте раздались шаркающие звуки шагов, послышалось тяжелое старческое дыхание. На мгновение все замерло, потом Клив ясно услышал удары кремня об огниво. Сноп искр на миг осветил лицо и руки склонившегося над растопкой человека. На несколько ударов сердца вернулась кромешная тьма, а затем, в пяти ярдах от Клива, затеплился крохотный желтый огонек. Пламя потрескивало и разрасталось, превращаясь в небольшой костерок, маленький островок света среди громадного океана темноты. У костра, скрестив длинные ноги, обутые в мягкие кожаные мокасины, сидел тощий седой старик. Длинные белые волосы, заплетенные в две толстых косы, украшали красные ленты, над левым виском крепилось пестрое ястребиное перо. На обнаженной груди виднелись старые шрамы, пальцы костлявых рук, изуродованные артритом, больше напоминали птичьи когти.

— Кто ты? — повторил Клив и судорожно сглотнул, стараясь хоть как-то увлажнить пересохшее горло.

Старик поднял на Клива взгляд. Его глаза, большие, чуть выпуклые, смотрели холодно и отрешенно.

— Я ждал не тебя, — из голоса исчезла старческая дрожь, слова звучали размеренно, словно удары кузнечного молота.

— Где я?! И кого ты ждал, дьявол тебя раздери?! — неуверенность и страх отступили перед ослепляющей яростью. Клив шагнул в круг света, отбрасываемого пламенем костра. Правая ладонь легла на рукоять револьвера, левая сжалась в кулак.

— Ты не можешь убить того, кто и так мертв, — сидящий у костра старик произнес эти слова ровным, безразличным тоном. — Присядь у огня, и мы поговорим.

Еще несколько мгновений Клив стоял, сверля старого индейца пристальным взглядом, а затем опустился на холодный камень.

Старик смотрел в огонь, пожевывая впалым, сморщенным ртом. Потом, словно приняв решение, поднял глаза на Клива и заговорил.

— Я ждал своего внука. Могущественный амулет, одна из вещиц Бога, должен был перенести его в это место. Но появился ты.

— Не знаю, о чем ты говоришь, старик, — мрачно произнес Клив, и сразу же понял, что солгал. Он вспомнил себя, склонившимся над умирающим юношей, вспомнил, как тот отчаянным усилием сорвал с шеи кожаный ремешок с висевшим на нем камнем.

— Ты знаешь, — спокойно и твердо произнес старик. Свет костра плясал по его лицу, превращая глубокие морщины в бездонные ущелья, заполненные тьмой. — Мой внук мертв. Ты убил его?

Клив бросил короткий, настороженный взгляд на сидящего по другую сторону костра индейца.

— Нет. Он уже умирал, когда я увидел его.

— Это хорошо, — краснокожий кивнул, длинные белые косы зашевелились на смуглых плечах, словно гадюки — альбиносы. — Как ты получил амулет?

И Клив рассказал ему все. Старик молча слушал, лишь изредка покачивая головой, в его блестящих, почти черных глазах читалась печаль. Когда последние слова затихли, он протянул руку назад, в темноту, и в свете костра блеснула вышитая бисером кожаная сумка. Индеец извлек из нее трубку с длинным прямым чубуком, украшенную двумя черными перьями, скрепленными красной бечевой. Потянувшись, достал из потрескивающего костра небольшую веточку с пляшущим на конце язычком пламени и поднес к чашке, наполненной темно-коричневыми листьями. Глубоко затянулся, выпустив густое облако синеватого дыма. В прохладном, сухом воздухе запахло можжевельником.

Старик в молчании докурил трубку, выбил тлеющий пепел на каменный пол, и не поднимая глаз, спросил:

— Он был плохим человеком?

— Да. И заслужил смерть, — слова давались Кливу с трудом, язык превратился в толстую шершавую колоду.

Долгое время слышалось лишь потрескивание веток в костре да тяжелое дыхание старика. Наконец он поднял глаза и начал рассказ.

— Кваху рос хорошим, добрым мальчиком. Ловкий и смелый, он обещал стать великим воином, а может быть, даже легендой своего племени. Я любил его. И в своей любви стремился уберечь от смерти. Когда Кваху исполнилось пятнадцать, я украл камень Бога, способный спасти любого, кто носит его от неминуемой гибели. Шаману легко сделать такое. Я отдал амулет внуку и рассказал, как использовать камень. В момент, когда смерть стоит за плечом, нужно раздавить амулет, и он перенесет тебя в место, где даже Великий Дух не имеет власти. Но я ошибся. Смерти не избежать, можно лишь отсрочить ее. А год спустя пришли бледнолицые, такие как ты, незнакомец. У них были винтовки и злые алчные глаза. Кваху ушел с ними, — индеец горестно покачал головой и замолк.

— Где я? И что со мной будет? — раздражение и злость оставили Клива, вновь уступив место неуверенности и страху.

— Мы находимся в месте меж двумя мирами, миром живых и миром мертвых. Когда костер догорит, ты вернешься к живым, а я — в ледяные земли духов. И мне не дано знать, что будет с тобой, мне неведома даже моя судьба. Все решит Великий Дух, — старик беспомощно пожал костлявыми плечами.

— Но я христианин, при чем тут индейский божок? — в голосе Клива слышались страх и недоумение.