И, ясное дело, Дана понимала, что они правы. Но как заговорить об этом с Данилом? Не могла представить. Казалось, у нее за ребрами все ныло, едва представляла, как будет пытаться логично обосновать причины и ему донести. Нет, в том, что Данил поймет выгоду и плюсы такого шанса для нее, тоже сомнений не имела, но… Ситуация все равно очень сложной казалась. Потому Дана и медитировала над шкатулкой, которой до сих пор нарадоваться не могла, и искала слова, чтобы с парнем поговорить.
— И когда ты вернешься? — кажется, в третий раз за эти десять минут спросил Данил.
Он будто не слышал ее все это время. Или, наоборот, слышал слишком хорошо. И понимал все, а не только то, что Дана вслух произносила.
Руки парня сжимали ее с каждой секундой сильнее. Было подозрение, что на ребрах уже синяки имеются. Но Дана и не думала заикаться, чтобы отпустил. Нет! Сама пыталась прильнуть ближе, прижаться крепче. И за него так держалась, что еще немного, и могла бы задавить, хотя вроде за шею обнимала, сидя у Данила на коленях.
Они так и не зашли в дом, сидели на веранде, набросив плед и включив обогреватель. И Дана сегодня не настаивала: родители дома, а ей хотелось хоть какой-то видимости уединения.
Сердце надрывно стучало в груди, болело, словно ей за семьдесят, отбивало ударами эту невыносимую тоску, что душила, давила на легкие. Не могла, не хотела уезжать от него! Но и выбора же не имела вроде…
— В апреле. Три месяца всего… — голос дрожал, наполненный слезами, которые Дана не могла подавить, хоть и очень старалась.
— Три месяца… — вновь, как эхом, отозвался Данил хрипло. И его руки как будто еще сильнее схлопнулись.
— Думаешь, мне не стоит ехать? — едва слышно, с робостью уточнила Дана, посмотрев на него сквозь ресницы, словно таясь.
Потому что внезапно очень ясно осознала: если Данил попросит, она останется!.. Вопреки здравому смыслу, желанию родителей и всех плюсов для ее будущего.
И даже страшно стало от этого понимания.
Потому что сама не до конца осознавала всю силу своих эмоций, сами чувства эти еще не умела, не могла расчленить и по полочкам разложить, для самой себя понятными сделать. Однако прозрение, отчего-то тяжело легшее на плечи боязливостью из-за своей силы и насыщенности, заставило задрожать, с некоторой заторможенной предрешенностью ожидая ответа Данила.
— Слишком классный шанс, чтобы его упускать. Даже я это понимаю, — сиплым, будто колючим и ломким тоном хмыкнул парень, поймав ее напряженный взгляд. — Такого второй раз в жизни может и не представиться.
— А ты?.. — выдохнула, все еще не избавившись ни от одного из своих страхов.
— А что я? — криво улыбнулся он одними уголками губ, казалось. Глаза темные, всматриваются, ввинчиваются тяжелым и нетипичным взглядом в душу Даны.
Отвернулась. Не могла, не готова была целиком душу обнажать. Слишком остро и больно, невыносимо. И не знает Дана, какой верный вариант выбора.
— Ты меня дождешься? — прошептала едва слышно, потому что и этого боялась ужасно.
Они так дальше ласк друг для друга и не пошли. Данил не настаивал ни разу… а она не решалась слишком активно предлагать тоже, все еще колеблясь, хотя сейчас он ей больше позволял его самого ласкать, пусть так и не избавляясь целиком от одежды. И Дана почему-то иногда до внутренней рези в животе опасалась, что он не выдержит и пойдет к другой, более раскрепощенной, свободной, смелой… К такой, как Трегубенко, к примеру, или как Вика…
— А куда мне отсюда и от тебя деться? — вдруг совсем иначе улыбнулся Данил, и впервые за весь вечер эта улыбка в его глазах отразилась. Да и захват рук стал иным, больше напоминая объятия. — Дождусь, — наклонив голову, парень губами коснулся ее ресниц, поцеловав веки.
И Дана только теперь поняла, как отчаянно те дрожали, выдавая ему все ее страхи. То ли это смущение, то ли желание показать, что и сама безумно, невероятно не хочет разлучаться, подтолкнуло Дану, заставив затараторить:
— Я уже придумала, как мы переписываться сможем, Дан! В кабинете информатики компьютеры есть, заведешь почту. Учитель разрешит, я уверена, он к тебе хорошо относится, — быстро-быстро делилась с ним своей идеей, вновь подняв лицо к Данилу. — Я там где-то, наверное, тоже смогу хоть раз в день тебе писать, а ты мне отвечать будешь… Данил? — замолчала, не в состоянии понять, что в его глазах светится, не понимая мысли парня. — Что ты думаешь? — сердце вновь тоскливо сжалось.
Что он думал? Навряд ли Дана захочет это по правде услышать. Чувствовал, как ее колотит. От чего только, не разобрал еще. Хочет поехать так сильно? Или не хочет? Боится, что он тут же с другими закрутит? Или расставаться с самим Данилом не желает?
Фиг разберешь, тем более тогда, когда его дико трясет и скручивает внутри незнакомыми ранее страхами и чувствами! И в животе все заледенело от какого-то фигового ощущения безвозвратности и «уже потери», хотя вот же она, Дана, сидит на его коленях.