Два дня назад в восемь часов вечера я, отпустив ученика, уже собирался домой, когда открылась дверь и в мастерскую вошел человек в светлом костюме. Убирая на верстаке инструмент, я сказал: „Мастерская закрыта!“ — „Я вас не задержу“, — ответил человек. Открыв барьер загородки для посетителей, он подошел к верстаку и, убедившись в том, что в мастерской, кроме нас, никого нет, сказал: „Я привез вам привет из школы!..“
Писать об этом нужно много и долго, но мысли и чувства мои в те мгновения встречи с прошлым промелькнули быстрее молнии. Конечно, я мог на пароль не ответить, и человек бы ушел, и, быть может, все осталось бы по-прежнему, но я решил, что нельзя допустить, чтобы враг свободно ходил по нашей земле и я ответил: „У меня со школой связано много хороших воспоминаний“.
Вот уж поистине „хорошие воспоминания“ — злее насмешки и не придумаешь!
Человек сказал мне: „Я понимаю ваше недоумение, конечно, „Ф-2“ перестал существовать, и было трудно надеяться на весточку от доктора Рюмриха, но история циклична, все повторяется. Вы будете звать меня „Бэнет“. Новый пароль явки: „Время боится пирамид“. Вот вам пять тысяч рублей. Мне будет нужна рация к середине июля, но я зайду к вам раньше“, — закончил Бэнет и, протянув мне руку, простился и вышел из мастерской.
Я еще чувствовал резкое и сильное пожатие его большой, сильной руки, а мне уже казалось, что всего этого не было, что это почудилось мне… И только пачка денег, лежащая на верстаке, свидетельствовала о реальности этой встречи.
Я написал все, ничего не утаив.
Решать мою судьбу буду не я, но любое решение я буду считать справедливым…»
На этом заканчивалось письмо Холодова. Последняя страничка его рукописи казалась неполной, от листа была оторвана, по крайней мере, одна треть страницы.
Приложив к краю рукописи узкий листок «посмертной записки» Холодова, Никитин установил, что эта записка и была оторвана от страницы.
Вот чем заканчивал свое письмо Холодов:
«Во всем том, что произошло, я виню только самого себя. Жена моя ничего не знала. Прошу вас избавить ее от каких бы то ни было неприятностей.
Тимофей Холодов».
РАЗГОВОР ЗА ПОЛНОЧЬ
Мифическая птица Феникс сгорала и вновь возрождалась из пепла. Действительность превзошла миф — письмо Холодова, дважды сожженное, разорванное на клочки, было восстановлено и вручено адресату.
Полковник отложил письмо, встал и прошелся по кабинету. Никитин молча наблюдал за ним.
В открытое окно влетел бражник, было слышно, как он бьется своим тугим сигарообразным телом о матовый плафон люстры. Отзвонили куранты. До отхода поезда в Славоград оставалось полтора часа.
Полковник сел в глубокое кресло рядом с Никитиным, потирая большим и указательным пальцами подбородок, что всегда служило у него признаком напряженной работы мысли.
— Бэнет получил явку к Холодову как к связному, ему была нужна рация. В первую же встречу Холодов вызвал у него недоверие. Бэнет пришел во второй раз, чтобы проверить Холодова, — в раздумье сказал полковник. — Через окно можно было наблюдать за тем, что делается в мастерской?
— В плотном молескиновом занавесе, закрывающем окно, узкая полоска просвета. Фасад дома погружен в темноту, а через этот просвет видно все, что происходит, в ярко освещенной мастерской, — ответил Никитин.
— Прежде чем войти в мастерскую, — продолжал полковник, — Бэнет некоторое время наблюдал за Холодовым через окно. Он видел, что Холодов что-то писал и при стуке в дверь спрятал написанное. Это усилило подозрение агента. На предложение Бэнета выпить Холодов ответил согласием: он не хотел раньше времени насторожить агента. Бэнет поправил занавеску на окне и налил ему в стакан водку с большой дозой хлоралгидрата. После того как Холодов впал в состояние наркотического сна, агент извлек спрятанное Холодовым письмо и прочел его. Решение убить Холодова пришло, как только он понял, что радист его выдаст. Мысль создать впечатление самоубийства появилась после прочтения заключительной части письма. Эти строки могли быть использованы в качестве посмертной записки Холодова. Теперь возникает такой вопрос: Хельмут Мерлинг и Бэнет одно и то же лицо?
— Это разные лица, — уверенно сказал Никитин. — У Мерлинга алиби! В день смерти Холодова он в магазине антикварии на Арбате продал Луизе Вейзель пейзаж. Кроме того, его обувь была заляпана грязью, предположительно глиной. А в Москве несколько дней было сухо и солнечно.
— Но дожди где-то прошли?
— По сведениям синоптиков, накануне сильные дожди прошли в треугольнике Гжель — Быково — Пятьдесят второй километр. Это на востоке области, подмосковная Мещера. Кстати, Гжель — месторождение тугоплавких глин.
— А Славоград?
— Песчаная почва, да и дожди, как утверждают старожилы, не были десять дней. Кроме того, мне думается, что Мерлинг — резидент, общение с которым, во избежание провала, было разрешено Бэнету лишь в крайнем случае…