По заросшим тропинкам нашей истории. Часть 3

Почти сразу же следует новое назначение – воеводой в Новгород-Северский. Эта крепость стояла на западной границе нашего государства, и Шеин немедленно оказывается в водовороте бурных политических событий. В 1605 году царь внезапно умирает, самозванец начинает быстро набирать силу, и бояре один за другим «целуют ему крест», то есть клянутся в верности. Но Михаил Борисович признавать Лжедмитрия I не спешит и делает это одним из последних, за что тот был на него «сердит»[42]. Здесь впервые проявляется принципиальный характер этого твёрдого человека, отличавшегося верностью своей присяге, и это качество он продемонстрирует ещё не раз.

В отличие от многих русских военачальников того времени, Шеин имел прекрасную разведку, так что о предстоящем приходе Сигизмунда III он знал заранее и хорошо к нему подготовился. Справедливости ради следует сказать, что при Борисе Годунове Смоленск стал одной из самых грозных крепостей России. Строительством руководил русский зодчий Фёдор Савельевич Конь – автор укреплений Белого города Москвы (сегодня в центре Смоленска ему стоит памятник)[43]. Работы начались ещё при предшественнике Бориса царе Фёдоре Иоанновиче и продолжались семь лет, с 1595 по 1602 год[44]. В результате город оказался окружённым мощной каменной стеной общей протяжённостью около 6,5 километров (только в Константинополе она была длиннее[45]!), толщиной порядка 5 метров[46] и высотой, местами доходящей до четырнадцати[47] (по другим данным – до девятнадцати[48]) метров. Современники утверждали, что сверху по стенам могла проехать тройка лошадей[49]. Но это было ещё не всё. Внутри стен были устроены проходы, по которым защитники могли передвигаться от башни к башне (всего таких башен насчитывалось сорок[50]), бой с противником можно было вести из-за стен сразу с трёх уровней – через амбразуры на земле, в которых устанавливалась артиллерия; сквозь такие же амбразуры повыше, примерно на одинаковом расстоянии от земли и от вершины стен, куда можно было подняться по специальным деревянным мосткам, а также затащить туда те же пушки; и сверху, под защитой зубцов. Все орудия стояли под деревянными навесами – чтобы не ржавели от дождя да снега. В дополнение ко всему Фёдор Конь там, где посчитал нужным, обнёс снаружи городские стены валом и рвом, заполнив его водой. А под стенами провёл «слухи» – подземные ходы, при помощи которых защитники могли контролировать, не ведутся ли где подкопы под городские укрепления. На стенах и башнях стояли 170 пушек[51]. Так что «объект» в распоряжении Михаила Борисовича был первоклассный.

Но не всё было так прекрасно. Во-первых, приверженцы «тушинского вора» постоянно склоняли смолян перейти на сторону самозванца – и в ряде случаев делали это довольно успешно – а, во-вторых, за пять месяцев до этого Шеин, несмотря на опасность польского нападения, решил, в ответ на отчаянные мольбы осаждённой Лжедмитрием Вторым Москвы, направить ей на помощь чуть ли половину своего гарнизона – около 2.000[52] (по другим данным – 3 тысяч[53]) человек. После этого в его распоряжении осталось около 3,5 тысяч бойцов, в том числе около 1.700 стрельцов и 200 пушкарей[54]. А всего в городе – в кремле и вокруг него, то есть в посаде, – проживало тогда 25–40 тысяч человек[55].

Русский воевода принимает энергичные меры по стягиванию в Смоленск дополнительных сил. Он рассылает по окрестным сёлам да деревням приказы помещикам и крестьянам «садиться в осаду»[56] и в считанные недели доводит свой гарнизон до 5.400 ратников[57], значительная часть которых вооружена огнестрельным оружием.

Сигизмунда это не останавливает. Сначала Шеину посылается несколько писем с предложением сдать город, то тот даже не удостаивает противника ответом. Тогда король назначает военный совет. Председательствует на нём главнокомандующий, польный коронный гетман[58], опытный полководец, почти шестидесятилетний Станислав Жолкевский[59]. Внешне участники единодушны: нужно немедленно начинать штурм. Один из наёмников, немецкий полковник, вообще презрительно называет смоленские укрепления «зверинцем»[60], взять который не представляет, по его мнению, никакого труда. Жолкевский общее решение поддерживает, но с глазу на глаз говорит королю, что без осадной артиллерии всё это – пустая затея, да и вообще такими силами штурм может удасться лишь в случае его неожиданности для неприятеля, а у Шеина было полно времени, чтобы хорошенько к нему подготовиться. Но Сигизмунд III непреклонен: атака.