По земле ходить не просто

Хотя дорога и была знакома, но по разрытым улицам, где строили водопровод, пробираться было трудно.

— Вот и дошли. Дождя нет и как будто не предвидится, — сказал Федор, останавливаясь у железной калитки. — Спокойной ночи, Нина. Иди, поспи. А то, я гляжу, измучилась ты вся. Нельзя так. Надо поберечь себя.

— Не знаю, — сказала она, потом, помолчав, спросила: — Ты очень любишь меня, Федя?

— Сама же видишь. Если бы… Он недоговорил. Молчала и Нина.

Она вспоминала все свои встречи с Федором, как бы со стороны, глазами постороннего человека, оценивала все его поведение и не находила ничего плохого. Особенно запомнился день возвращения из дома отдыха.

Она не торопилась с парохода. Не все ли равно, где проводить время: в общежитии или в дороге? Почти последней она сошла по трапу на берег.

Поднимаясь по крутой лестнице в набережный сад, она увидела Федора. Он стоял, на верхней ступеньке и озабоченно смотрел на шоссейную дорогу, по которой шли последние пассажиры с парохода.

«Меня ждет», — догадалась Нина.

В это время Федор посмотрел вниз, увидел ее, что-то крикнул и побежал, перепрыгивая через две-три ступеньки.

— С приездом, Нина! — радостно крикнул он. — Я ведь с утра поджидаю тебя!

Федор подхватил ее чемодан и пошел вперед.

— Как экзамены, Федя?

— Хорошо! Очень хорошо! Диплом с отличием получу. Это уже обеспечено.

— Поздравляю.

Федор остановился и с чувством пожал протянутую руку Нины.

— Коля тоже сдал все на отлично. Его уже нет в городе. В день приезда сдал экзамен и ушел в казарму. Я еще раз видел его перед отправкой. Удалось немного поговорить.

— Ну и пусть едет, если ему нравится, — сухо ответила Нина, зная, что Федор обязательно передаст что-нибудь от Николая, — Я прошу тебя никогда мне не говорить о нем. Он меня не интересует.

— Не буду, — осекся Федор. — Ладно. Никогда не буду…

Нина не узнавала Федора. Куда делась его неизменная веселость, умение легко разговаривать на любую тему и не теряться ни при каких условиях? Он вдруг стал стеснителен и от этого немного неловок.

— Славный ты человек, Федя, — невольно вырвалось у нее. Но, спохватившись, будто наговорила что-то лишнее, сказала: —До свидания. Я пойду.

Федор не стал удерживать ее. На сегодня хватит, да и со стороны общежития появились три фигуры и послышался голос Зины:

— Почему ты так засиживаешься в библиотеке? Мы два раза выходили встречать! А тебя все нет и нет. По дороге всякие люди могут встретиться. И почему ты в общежитии не занимаешься? Ведь занимаются же люди…

— Там обстановка заставляет засиживаться. Работаешь и не замечаешь, как время идет. И беспокоиться нечего. Меня Федя провожает.

— Опять он около тебя вертится? — В голосе Зины прозвучала злая нотка. — Как он только может!

— Ой, Зина! Какая же ты жестокая! И за что ты его так ненавидишь? Что он такого сделал?

— Рано же ты позабыла…

— Зина! — На глазах у Нины сверкнули слезы. — Хоть бы ты меня не укоряла! Федя — очень хороший человек. И, в конце концов, не все ли равно теперь?

— Ну что ж… Дело твое. Только знай: если ты когда-нибудь выйдешь за него замуж, я никогда не переступлю порог твоего дома!

— Это я знаю. Это-то и было бы ужасно, — обреченно сказала Нина.

Зина привыкла к тому, что подруги считались с ее мнением, а тут она чувствовала свое бессилие, хотя понимала, что Нина идет по ложному пути. Эх, если бы был жив Коля! Но мертвые на помощь не приходят. Зина готова была разрыдаться, но, сделав вид, что она просто сердится на Нину, отвернулась.

— Не сердись, Зина, — умоляла Нина. — Я сама не знаю, что со мной.

— С чего ты взяла, что я рассердилась? — с трудом улыбнулась Зина. — Дурочка ты моя маленькая!

Глава девятая

Карантин сняли. Николай прошел врачебную комиссию и явился к начальнику госпиталя.

— Куда теперь?

— В часть, товарищ военврач первого ранга.

— Может быть, сначала домой?

— Нет. Сначала в часть, а потом можно будет махнуть домой.

— Ну что ж. Так и запишем.

Сокольский присел к столу и быстрым, торопливым почерком начал заполнять документы. Николай посмотрел в окно. В степи бушевал песчаный буран; Степь казалась бесконечной и унылой.

— Да, браток, в жизни всякое бывает, — рассеянно проговорил Сокольский. — Вот и готово… Да… Езжай. В части не задерживайся. Так и записал в заключении, что нуждаешься в отпуске. Надо съездить домой.

— Спасибо, товарищ военврач…

— Слушай дальше. Организм у тебя ослаб. Надо закалять постепенно. Поэтому я записал: два месяца отпуска… Ну, и убирайся отсюда! — вдруг мягко улыбнулся он. — Не советую больше попадаться в госпиталь. Не советую!

Распростившись с Сокольским, Николай вышел из госпиталя. Больше здесь нечего было делать: с остальными простился раньше.

Закинув за спину вещевой мешок с продовольствием на четыре дня, с добавочной банкой консервов — подарок от Сокольского, — пошел на степную базу автомашин. Дорога предстояла немалая — около четырехсот километров.