По железной земле

А то еще как-то после смены к речке выехали, в зону отдыха, и ночь уже, но никто спать не ложится, сели у костра над речкой, и столько переговорили о разном. Знаете, у нас как-то все дружно, не то что один сюда, другой туда. Вот подумалось, в давнее время рабочих на маевках что сплачивало? Душевное единство, чувство братства. Люди мы разные, если взять хотя бы нашу смену. У каждого свой характер, свой норов. Но едины мы в самом главном, из чего, наверное, и складывается рабочий характер. Видите, начал с костра да речки, а в какие сферы мысль понесла.

…В конце августа семьдесят третьего года с писательской бригадой журнала «Знамя» я снова побывал в знакомых местах. Белгородщина в эту пору боролась за трудный хлеб: небывало затяжные ливни повсюду положили, пригнули колосья к раскисшей земле, комбайны двигались медленно, словно бы неуверенно.

Сотниченко завершал свой «полный цикл» там, где сеял — на полях колхоза «Заветы Ильича».

— Положение трудное, что говорить, — услышал я. — Но ничего, справимся. Пока вот держу второе место среди здешних комбайнеров. И ребята без меня не подкачали: семь тысяч тонн руды сверх плана. Так что в общем рабочее свое слово держим!

На огненной дуге

Курская руда и Курская дуга. Дело не только в географическом совпадении. Общность и в колоссальности масштабов того, что происходило здесь в военную страду и происходит в мирные дни девятой пятилетки.

Нет на железной земле уголка, где ни трудились бы ветераны войны, где ни сыскались бы строители оборонительных рубежей Курской дуги — их ведь было несколько сот тысяч. Но в иных местах стройка так изменила облик местности, что лишь старожилы по едва уловимым приметам находят опору для восстановления в памяти картин минувшего.

Я расспрашивал, что было прежде на месте Михайловского карьера под Железногорском.

— Лог неглубокий, по склонам березки росли, — сказал инженер Булат.

— Лесок, подальше поле гречихи, — вспомнил экскаваторщик Акимов.

— А кто его знает? — пожал плечами шофер Леша.

— На месте карьера? — переспросил Андрей Дмитриевич Федосюткин. — Туда, где теперь Железногорск, подходили леса Берлажон и Опажье, база партизан в начале войны. Там, где карьер, размещался с осени сорок второго штаб нашей бригады. А между лесами Берлажон и Рассошек, на месте нынешней автобазы, был партизанский аэродром для связи с Большой землей.

Федосюткин — бывший комиссар Первой Курской партизанской бригады. Эти места знал до войны, работал там лесничим. В 1939 году пошел добровольцем против белофиннов — «очень это пригодилось потом для партизанского дела». Перед войной был на советской работе. За пять дней до нападения Гитлера его выбрали секретарем райкома партии. Из райкома и ушел в партизанские леса.

Осенней ночью лежал с двумя товарищами на сырой холодной земле у шоссе, по которому громыхали танки, растоптавшие гусеницами половину Европы. Танки двигались на Курск. Небо в той стороне полыхало багровым заревом.

Они лежали молча, притаившись в кустах. В ту мрачную ночь воображение едва ли рисовало им пору возмездия, когда такие же вот танки будут подрываться на партизанских минах.

Федосюткин собрал сначала немногих. Укрывались в знакомых лесах. Народу все прибавлялось, силы росли. Оккупанты уже не отваживались появляться вблизи партизанских баз даже днем. В двадцати пяти сельсоветах не было фашистской власти, старост и полицаев. Этот партизанский край жил по советским законам военного времени.

Те места, где теперь Железногорск, считались самыми глубинными и удобными: овраги, примыкающие к брянским лесам дубравы. Здесь и обосновался штаб Первой Курской партизанской бригады. С Большой земли ночами шли самолеты, у партизан появились противотанковые ружья, взрывчатка. Начались вылазки к железной дороге Брянск — Харьков. Гитлеровцы встревожились, стали посылать карательные экспедиции.

— Четырнадцать экспедиций, — вспоминает Федосюткин. — Четырнадцать — и все с боями. Каждый раз задача им ставилась одна: окружить, уничтожить партизан до последнего человека. Обязательно до последнего! Должен вам сказать, бои бывали тяжелые, по двое-трое суток. Танки и авиация. Много потеряли мы хороших людей, но партизанскую землю удерживали.

А «рельсовая война»? Весной сорок второго немцы вовсе прекратили ночное движение по двум железным дорогам. Распорядились: выселить всех жителей по обе стороны полотна на двадцать пять километров. Не помогло! На счету у курских партизан сто сорок семь пущенных под откос вражеских эшелонов. И вот вам маленький штришок для истории Курской дуги и курской руды: станция Дмитриев-Льговский, возле которой мы под полотно мины подкладывали, в пятьдесят седьмом году стала опорой стройки Михайловского карьера. Именно там разгружались первые экскаваторы.

Железногорцы особенно остро, непосредственно ощущали эту живую связь времен: в числе первых монументов молодой город поставил стелу, прославляющую подвиги бойцов и командиров партизанских отрядов.