По зову сердца

Успел ли Скворцов добежать до Гречишкина или нет, но Кочетову и Милютину показалось, что добежал, так как там, где кусты венчали балку, запылали пламенные языки, до ушей находившихся на НП долетели резкие хлопки пушечных выстрелов, и вслед за ними «пантеры», штурмовавшие роту Подопригоры, одна за другой застопорились – одна задымилась, другая закрутилась на месте, а третья как-то странно вздрогнула, ахнула взрывом и далеко отбросила башню. Шедший за ними «фердинанд», захромав на левый бок, остановился, но все же повернул орудие в сторону оврага и повел огонь по кустам. Из-за бугра в ту же сторону открыла бешеный огонь вражеская батарея, отчего приовражные кусты плотно закрылись дымом разрывов и пылью.

Но батарея Гречишкина от этого не замолкла и хотя реже, но поражала танки и пехоту врага.

Полковник Корчагин, атаковавший южнее Иванкино, увидев тяжелое положение роты Подопригоры, круто повернул свои танки прямо на артиллерию врага.

Пехота соседнего батальона, возглавляемая старшим лейтенантом Коротковым, также поднялась и ринулась в атаку на выручку Подопригоры.

Воспрянули духом и люди Подопригоры, и хотя все они, как и их командир, были изранены, бросились в штыковую на врага.

Враг не выдержал удара и дрогнул. Вскоре он бежал к лесу.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

9 августа командарм южнее полосы Железнова ввел в сражение свой последний резерв – стрелковую дивизию и танковую бригаду. Но они продвинулись немного – на полтора-два километра, вплотную подошли к опорному пункту Костино и завязали за него бой, но так и не взяли.

Севернее дивизии Железнова дело шло немного лучше. Дивизия полковника Моисеевского в тяжелом бою овладела сильно укрепленной позицией Борисковом и нависла с севера над ключевым опорным пунктом Секарево, который несколько раз переходил из рук в руки. Теперь полковник Моисеевский ударил на Секарево не в лоб, а с юга и заставил гитлеровцев поспешно отступить.

Фон Клюге с болью в сердце снял с фронта генерала Рейнгардта еще дивизию, бросил ее здесь в бой и в какой-то мере приостановил продвижение войск на рубеже Секарево – Городок.

Еще четверо суток шло сражение на дорогобужском направлении.

Отражая одну из последних немецких контратак, взвод Сени Бесфамильного захватил пленного при странных обстоятельствах. Очищая после штыковой схватки свою траншею от убитых гитлеровцев, Сеня и его солдаты взяли за плечи и ноги убитого лейтенанта, но тот, к их удивлению, вдруг дернулся, встал и поднял руки.

Сеня скомандовал:

– Сержант Айтаркин и рядовой Забалуев, обыскать!

Те вывернули у офицера все карманы и ничего не нашли, кроме удостоверения личности. Сеня с достойным вниманием посмотрел в удостоверение и, ничего в нем не разобрав, начальственным тоном спросил:

– Звание, фамилия, имя и отчество.

Лейтенант тоже ничего не понял, но догадался и, по привычке приняв стойку смирно, ответил:

– Лейтенант Пауль Гельмут.

– Так. Ясно, – пробурчал Сеня и вручил удостоверение Айтаркину. – Вы старший, вместе с Забалуевым ведите пленного к командиру роты. – И тут, вспомнив предупреждение замполита Милютина – к пленным относиться достойно, как подобает советскому воину, властно показал рукой на ход сообщения и сказал:

– Битте!

Пленный был доставлен к комроты, от него – комбату, а в конце концов – в землянку наблюдательного пункта комдива.

Рассказ лейтенанта Гельмута удивил Железнова. Оказалось, что это командир взвода одного из полков дивизии генерала Мерцеля.

«Не от хорошей жизни фон Клюге выдернул эту дивизию от Рейнгардта и сунул ее сюда», – подумал Железнов. Удивил Гельмут и своим настроением. Оно явно говорило, что в гитлеровских войсках, даже среди офицерского состава, неудержно растет антивоенное и антигитлеровское настроение.