По зверю и птице. Рассказы

Совсем замучили крестьян за эту зиму волки. Почти ни одной ночи не проходило, чтобы с са мой улицы села Тагашева не было слышно, как где-то близко в полях, протяжно и зловеще, за воет одинокий волк, а ему с разных концов начнет откликаться воем целая стая.

Утром то та, то другая хозяйка не досчитается то овцы, то курицы, то собаки. До того осмелели волки, что по хлевам, как в лесу хозяйничали. Проезжего крестьянина стаей до самой околицы за дровнями провожали, а старуха Василиса Дементьева, как пошла в лес за хворостом, так и не вернулась, и по всему селу говорили, что ее наверное волки разорвали.

Уж чего-чего крестьяне не делали, чтобы от этого хищного врага избавиться — ничего не помогало!

Очередь они на селе установили. По ночам очередной вокруг села ходил и время от времени из ружья в воздух стрелял, чтобы волков отогнать. Костры у околиц жгли, падаль отравленную в полях подбрасывали, а все волки не переводятся; все беда крестьянская не уменьшается.

Надумали, наконец, крестьяне общественную облаву на волков устроить. Дали знать из сельского совета в волость, съездили в город в охотничий союз и попросили прислать знающих людей и стрелков.

Приехал в Тагашево через некоторое время из союза охотник- Климент Иванович, — расспросил крестьян, как у них дело обстоит и попросил дать ему в помощь человека, который бы хорошо охоту понимал, знал бы все места, где зверь держится, и мог бы вместе с ним волков обложить и облаву наладить.

В один голос крестьяне охотнику назвали мельника деда Герасима. Никифор Хитров взялся охотника на мельницу на дровнях свезти, а крестьяне обещали еще несколько лошадей выставить, чтобы только поскорее волков обложить.

В морозный день собрался Климент Иванович ехать с Никифором к деду на мельницу, а Ильюша Изотов и Костя Кольчугин уж тут как тут. Увязались вместе с охотником к деду Герасиму ехать, чтобы им, в чем понадобится, помогать.

Сначала не хотел охотник их с собой брать, но потом согласился:

— Ладно,- говорит, — пускай они едут. Они лошадь покараулят, пока мы с мельником на лыжах по следам ходить будем.

Дед Герасим радостно встретил гостей, как только узнал, зачем они к нему на мельницу приехали.

— Давно пора, давно пора, — говорил он, — на селе — то еще легче с волками: там народу много, а у меня тут в лесу житья от волков не стало. Под самыми окнами воют проклятые! До того осмелели, что иной раз даже днем мимо мельницы шныряют. Пес мой Рябчик каждую ночь под лавку заберется, трясется. Хорошо еще, что у меня хлев крепкий, не заберутся, а я и то замечаю, что корова молока сбавляет, наверное тоже по ночам тревожится.

Герасим поставил самовар, и пошли у него с городским охотником Климентом Ивановичем да с Никифором разговоры на счет охоты да насчет волчьих обычаев.

Ильюша с Костей уселись на лавку и слушают.

Герасим рассказывает, что он на своем веку по волчьей части видал, а Климент Иванович говорит, как их союз с волками борется, и что в книжках написано про волков и про все беды, которые они народу наносят.

— Волк, он самый жадный, хищный — и хитрый зверь,- говорит Герасим. — Уж на что, кажется, хоть бы своих детей поберечь должен; а как волчица своих волченят выведет, так больше всего их от самца бережет. Волк-то самец так и норовит своих же детенышей слопать. Она их от собственного отца прячет, а иной раз между отцом да матерью из-за детей дело до драки доходит, только отец всегда отступается. Волчихина за щита верх берет.

Климент Иванович стал рассказывать, что во всех странах стараются совсем волков извести и что во многих местах они почти пропали.

— А у нас,- говорил Климент Иванович, от волков все по-старому беда. Вот по книжкам высчитано, что они не то, что в Сибири, а по эту сторону Урала ежегодно не меньше ста человек загубят, а скота за год не меньше, как на пятнадцать миллионов рублей изведут.

— Известно, беда!- подтверждал дед Гера сим, — от волка уберечься трудно. Ведь, вот, говорят, что лиса хитра. А волк-то в десять раз хитрее лисы. Он самый сторожкий зверь, раньше всех опасность почует. Нет у него, чтобы со страху голову потерять, как у зайца, или, скажем, даже у лисы. Он все время смекает да бе режется. Разве только в жару, как собака, взбесится. Бешеный волк, очертя голову, на всякого лезет и много беды делает.

— Это верно, -согласился Климент Иванович,- я в книжке читал, что еще до немецкой войны доктора подсчитали, что у нас за пять лет в больницы больше 8.000 человек, искусанных бешеными волками на излечение поступило.

— Страшный зверь, с ним всеми мерами бороться надо.

— А как бороться-то? — спросил Герасим. Один на один на волка не пойдешь, он всегда от тебя уйдет. Да и что толку-то одного волка убить. Их надо скопом брать, а обложить их трудно, это тебе не лиса и не рысь. Волки «на ходу» за одну ночь больше пятидесяти верст по снегу отмахают. Вот ты за ними и угоняйся. Бывало по двое, трое суток за волками гоняешься, а обложить их так и не удастся.