Победа достается нелегко

Афонин, мельком осмотрев машины —все ж таки интересно посмотреть, как снимают для телепередачи, — вошел в просторный вестибюль, получил белый халат и, никого не спрашивая, поднялся на второй этаж. Нашел нужную палату, заглянул в открытую дверь. Палата оказалась пустой. На тумбочке, на подоконнике и просто на полу лежали свертки, кульки, пакеты, пачки печенья, вафли, коробки конфет, крупные мясистые помидоры, зеленые огурчики, краснобокие яблоки, сочные груши, нежные персики, виноград, огромная дыня, апельсины, бананы, сливы. Всего много. Не было лишь самого Коржавина и его койки.

Подполковник остановился в нерешительности. Еще раз посмотрел на номер палаты и сверил с пропуском. Нет, не ошибся. Тогда куда же девался Руслан?

— Милок, отойди с прохода!

Подполковник Афонин посторонился, пропуская высокую моложавую женщину, которая с трудом несла тяжелую корзину, доверху наполненную различными кульками и пакетами с фруктами. На некоторых свертках виднелись надписи. Степан Кириллович мельком прочел: «Боксеру Коржавину от комсомольцев завода им. Владимира Ильича», «Чемпиону от студентов», «Рядовому Коржавину от товарищей по оружию».

— И это все ему одному? — спросил Афонин, вызывая санитарку на разговор.

— А то кому же, милок, — ответила она, опорожняя корзину. — Третий день вот так. Все отделение уже снабдил он фруктами да сладостями. А люди все несут и несут.

— Где же он сейчас?

Санитарка выпрямилась, посмотрела оценивающим взглядом на Афонина и, заметив офицерские погоны с двумя просветами, сразу перешла на «вы».

— А вы кем ему доводитесь? Сродственником аль еще как?

— Нет, — ответил Афонин. — Я командир его.

— Командир, говорите! — Она еще раз посмотрела на подполковника, как бы удостоверяясь в правдивости слов. — Это хорошо, когда командиры приходят навестить простых солдат. А то у нас даже случай был, писал главный врач одному командиру, вызов делал, так тот даже не ответил. Вот оно как бывает. А солдат сиротой был, детдомовский. Жалко нам его стало, и мы с Надюшкой, напарницей моей, от каждой передачи брали по конфетке, по яблоку, складывали в пакет, а потом приносили солдату, мол, от твоих дружков по службе. Он радуется, а у нас слезы на глазах.

— Доброе дело вы сделали, — сказал Афонин. — Как вас зовут?

— Зачем вам? — удивилась санитарка. — Ну, Катерина... Катерина Тимофеевна.

— Вот что, Екатерина Тимофеевна,—начал подполковник Афонин как можно торжественнее. — Разрешите мне выразить вам горячую признательность и благодарность за вашу заботу о солдате. Большое вам спасибо!

Санитарка от удивления заморгала, потом покраснела от смущения, улыбнулась. По всему было видно, что она много хорошего делает людям, старается, а редко слышит слова благодарности за труд свой.

— Ну что вы... Я как и все, работа наша такая, — ответила санитарка и доверчиво стала рассказывать. — А солдата вашего унесли вместе с койкой в зимний сад. В том крыле это. Его в кино для телевизора снимают. Народу там! И начальство все наше. Лампочек электрических понаставили, горят, как прожектора. Вас туда ни за что не пропустят. Идемте лучше со мной. Я вас через кухню проведу прямо в зимний сад. А там уж вы сами. Может, и вас заснимут для кино.

2

Самолет, тряхнув корпусом, помчался наконец по бетонной дорожке московского аэродрома. Соседка справа, полная, с круглыми удивленными глазами, облегченно вздохнула. Всю дорогу она не умолкала, уверяла, что у нее «спокойны нервы», пока разговаривает. Соседка успела выпытать у Гульнары, что та едет в Москву впервые, по срочному делу и ее никто не встречает. Женщина сочувственно проинформировала девушку, что устроиться на ночлег в Москве будет очень трудно, что у нее самой дочь студентка Московского университета. И в крайнем случае, если девушке не повезет, пусть позвонит, На этом они и расстались.

С аэродрома до города вез пассажиров автобус. Гульнара смотрела в окно. Под колеса ложилась прямая асфальтированная дорога, по обеим сторонам темнел лес. Девушка с удивлением разглядывала незнакомые места. В белоствольных, тонколистых деревьях она угадывала березки, о которых много читала и слышала. Удивлялась высоте вечнозеленых сосен и никак не могла понять, чем отличаются сосны от елей. Она вспомнила, как Руслан говорил ей: «Приедешь в Москву, в город, где я родился, повезу тебя в подмосковные леса». Было немного горько, что не вместе, а одной пришлось ехать в Москву, и не письма его, а газеты заставили срочно взять билет на самолет. Не давала покоя мысль —как найдет она силы, чтобы явиться к его матери в дом и представиться, что она та самая Гульнара, о которой, по словам Руслана, он писал матери в каждом письме. Разговорчивой соседке в самолете она не могла рассказать всю правду. Женщина пожилая, может не понять, плохо подумать. Ведь и ее родная тетушка Зумрат тоже плохо, очень плохо подумала, когда узнала, что племянница летит самолетом в Москву, к русскому солдату Руслану. Тетушка долго кричала и плакала, жаловалась, что вместо благодарности получает вот такую награду.