Победа Элинор

— Не знаю, откуда у вас такое сильное желание видеть моего покойного дядюшку? — сказала мисс Лавиния, забывая свою минутную досаду на Паркера, чтобы прицепиться к Элинор, как возможной сопернице. — Не понимаю также, что вам надо было ему сказать, но, думаю, что с вашей стороны не совсем деликатно беспокоить нас в такой поздний час ночи, а тем более оставаться здесь после того, как вы узнали о несчастье, постигшем нас — опять платок поднесен к глазам — если же вы пожаловали сюда только за тем, чтобы узнать, подобно другим корыстолюбивым людям, сколько денег осталось у дядюшки, то я не могу вам дать этого сведения. Садовник отправлен в Уиндзор за клерком нотариуса Лауфорда. Сам же мистер Лауфорд отправился недавно в Нью-Йорк по делам. Это большое несчастье, что при таких важных обстоятельствах его нет здесь, потому что мы питаем к нему полное доверие. Впрочем, надеюсь, что и клерк все сделает, как следует. Он должен приложить печати ко всем вещам покойного дядюшки, и до самих похорон ничего не будет известно о духовном завещании… Но во всяком случае я не думаю, чтобы вам, мистрис Монктон, стоило беспокоиться насчет этого предмета, потому что мне очень хорошо помнится, что наш любезный дядюшка очень ясно объявил вам, что ничего не оставит вам, кроме какой-то картины или что-то в этом роде. Мы очень будем рады вручить вам эту картину, — заключила она с холодной вежливостью.

А Элинор все стояла, устремив на нее неподвижный взор, который обе старые девы принимали за обманутое ожидание по поводу духовной: их умы всегда следовали по привычной колее. Наконец Элинор, сделав усилие, чтоб победить свое волнение, сказала почти спокойно:

— Поверьте мне, я не имею ни малейшего желания получить наследство. Мне очень, очень жаль, что он умер, потому что я должна была ему нечто сообщить, нечто очень важное. Мне следовало давно это сделать, а я была так боязлива, так безумна, что все ждала.

Последние слова она произнесла не для этих дам, а собственно для себя, и потом после некоторой паузы, она медленно продолжала:

— Надеюсь, что ваш дядюшка оставил наследство вам, мисс Лавиния, и вашей сестре. Дай Бог, чтоб он это сделал.

К несчастью, старые девы были в таком расположении духа, что на все обижались. Страшная пытка ожидания и неизвестности изгрызла сердце старых наследниц и научила их ненавидеть и подозревать всех, кто попадался им на дороге. В эту ночь им казалось, что из-под земли должны выскочить соперники, чтобы оспаривать их права на наследство.

— Чувствительно благодарим за ваши добрые желания, мистрис Монктон, — сказала мисс Сара с кислой вежливостью, — и по достоинству оцениваем вашу любезную искренность. Добрый вечер!

При этом слове дворецкий отворил дверь с торжественной почтительностью, пока обе старухи выпроваживали Элинор из дома. Дверь затворилась за нею, и она медленно и рассеянно спускалась с крыльца ошеломленная быстрым окончанием своих ожиданий.

«Умер! — восклицала она полушепотом, — умер! Я никак не хотела верить, что он мог так скоро умереть! Я все ждала и обдумывала, когда придет время говорить, когда он в состоянии будет поверить мне — и вот теперь он умер, и я потеряла всякую надежду отомстить за смерть моего бедного отца! Закон не может обвинить Ланцелота, но этот старик имел право наказать его, и он воспользовался бы этим правом, когда я рассказала бы ему всю историю смерти его друга. Я не сомневаюсь в том, что Морис де-Креспиньи с нежностью любил моего отца».

Вдруг Элинор остановилась на ступеньке, как будто стараясь припомнить, не надо ли еще чего-нибудь сделать.

Нет, ничего не надо. Единственный случай посылала ей судьба для осуществления целей, но и этот случай потерян. Ей ничего не оставалось более делать, как возвратиться домой и спокойно дожидаться чтения духовной, по которой Ланцелот окажется — а может быть, и нет — законным наследником богатого состояния деда своего.

Но тут она вспомнила рассказ Ричарда о посещении Уиндзора и о наблюдениях его за встречею Ланцелота с писарем. Ричард был убежден, что наследство, наверное, достанется кому-нибудь другому, только не Ланцелоту, а поступки последнего после этой встречи только подтверждали догадки Ричарда. Следовательно, тут не могло быть сомнения, что по духовной, написанной Лауфордом и при которой Монктон был свидетелем, Морис де-Креспиньи лишал наследства Ланцелота Дэррелля. Покойник говорил о каком-то долге, который ему следует исполнить. Вероятно, он этим намекал на двух племянниц, посвятивших себя ему на служение и на вознаграждение, которое они заслужили своей преданностью. Такие преданные сиделки обыкновенно заслуживают достойную награду за смой труды, почему же и тут не вышло бы того же?