Победа Элинор

Но, с другой стороны, надо и то взять, что старик был своенравен и причудлив. Его нервы были сильно раздражены продолжительной болезнью. Как часто ночью, когда сон бежал от него, он раздумывал о распоряжениях своим богатством, желая, без сомнения, сделать все это к лучшему! Известно, что он несколько раз делал духовные и потом сжигал их, когда на него находило дурное расположение духа. Много у него было времени, чтобы изменять свои последние желания. Очень легко мог он уничтожить и ту духовную, которая была подписана Монктоном, и написать другую в пользу Ланцелота.

В этом раздумье Элинор все еще стояла на широкой ступеньке, положа руку на железную решетку, — наконец, с глубоким вздохом отошла от парадного подъезда.

Глава ХLII. ПРИ ПОКОЙНИКЕ

Комнаты, занимаемые Морисом де-Креспиньи, находились на заднем фасаде и Элинор, возвращаясь по той же дороге, по которой пришла, могла еще раз взглянуть на окна, выходившие в сад и шпалерник.

Элинор остановилась под вечно зелеными соснами, осенявшими своею густою тенью дом. Венецианские створчатые ставни были опущены снаружи окон той комнаты, где лежал покойник, яркий свет был виден сквозь решетки.

«Бедный старик! — сказала Элинор, грустно заглянув в его комнату. Как он был всегда добр ко мне! Как мне жаль его!»

Деревья, стоявшие сплошною стеной по обеим сторонам окон, представляли надежную защиту, позади которой шесть человек могли безопасно спрятаться в такую темную февральскую ночь. Несколько минут Элинор шла около этого забора, пока вышла на маленькое место, выложенное дерном, которое по своему крошечному размеру едва ли заслуживало названия лужайки.

Медленно шла Элинор отчасти от того, что растрогана была нежным сожалением о покойном друге, отчасти же от нерешимости, овладевшей ею с той минуты, когда узнала она о его смерти, вдруг она остановилась, потому что услышала шорох как раз возле себя. На этот раз не было уже никакого сомнения, за шорохом последовал тихий, сдержанный шепот, но в царствовавшей кругом тишине слова ясно доносились до слуха Элинор, которая немедленно узнала голос Бурдона.

— Решетки спущены, но не заперты, — прошептал француз, — шоп агш, судьбы нам благоприятствуют!

Он был в двух шагах от Элинор, но она была закрыта густым кустарником. Вероятно, спутником его был Ланцелот, в этом тоже не могло быть сомнения. Но зачем они сюда попали? Верно, Ланцелот не знает еще о смерти своего деда и намерен прокрасться к нему, обманув бдительность своих старых теток?

А между тем двое друзей все ближе подкрадывались к окнам спальной, тихо со всеми предосторожностями, подвигались они, но все же производили шелест, цепляясь за ветки. Неподвижно, притаив дыхание, стояла Элинор, прижавшись к темной стене.

Была минута, когда Ланцелот со своим другом так близко стояли подле нее, что она слышала их торопливое дыхание так же ясно, как и свое. Француз чуть-чуть приподнял венецианскую решетку и осторожно заглянул в это узкое отверстие.

— Тут только сидит старуха, — шепнул он, — совсем седая и почтенного вида старуха, кажется, она спит. Загляните-ка, mon ami, и скажите кто она.

Говоря это, Бурдон отодвинулся, дав место Ланцелоту, который повиновался своему сообщнику, но угрюмо и неохотно, что делало еще разительнее его сходство с угрюмым господином на парижском бульваре.

— Кто же это? — шепнул француз, когда Ланцелот, наклонившись вперед, заглядывал в окно.

— Мистрис Джепкот, ключница деда.

— Кто она, друг или враг вам?

— Должно быть, друг. Я знаю, что она ненавидит моих старых теток и готова скорее служить мне, чем им.

— Хорошо. Мы не станем поверять наших тайн мистрис Джепкот, но все же лучше знать, что она дружески расположена к нам. Но послушайте, mon ami, нам непременно надо достать ключ.

— Полагаю, что надо, — проворчал Ланцелот сердито.

— Полагаете? Еще бы! — прошептал француз с постоянным пренебрежением в выражении. — Мы зашли так далеко и наделали так много обещаний, что, полагаю, отступать-то уже нельзя. Как это похоже на вас, англичан, которые всегда готовы струсить в последнюю минуту, когда наступает настоящая пора действовать! Вы храбры и велики до тех пор, пока можете громко кричать о своей чести, о своем мужестве и великодушии, когда барабаны бьют, знамена развеваются и целый мир смотрит на вас и удивляется вам, но когда приходит минута действовать с некоторыми затруднениями, немножко рисковать чем-нибудь — так вам сейчас и страшно и поглядываете вы в сторону, как бы тягу дать! Право, всякое терпение с вами лопнет. Вы великая нация, но вы никогда не произвели великого самозванца. Ваши Перкины-Уарбеки, ваши претенденты Стюарты, все они похожи друг на друга. Они едут в гору с десятками тысяч людей, а как въедут на гору, то ничего лучшего не могут придумать, как скорее удирать опять с горы.