Строгая обстановка одиноко-мужской кухни не слишком способствовала релаксу. Тяжелые мысли не отпускали. Сгорин понял, что не может переключаться так быстро, как раньше. Но сам факт того, что он смог это осознать, непривычно удивил.
Не заметив как, Игорь обжегся кипятком. Рука зарделась огнем. Вдруг он почему-то вспомнил про деда: «Мама говорила, что уже после его расстрела нашла на чердаке в куче газет несколько листов, которые чудом уцелели среди старого хлама. На одном из них рукой деда было написано… Сейчас вспомню… Сейчас! Ведь я же помнил! Что?»
Но воскресить в памяти утраченное не помогли ни одна, ни другая чашки чая. «Невозможно вот так взять и забыть! Я должен, значит, могу вспомнить. Когда мама говорила про эти тетрадные листки, на ней была ее любимая толстая вязаная кофта. Значит, стояла зима? Она заваривала чай из малины. Что она сказала тогда, на кухне?»
В таких терзаниях прошла ночь. Сгорин прикладывал невероятные усилия, чтобы успокоиться и вспомнить. Разозлившись на себя, он в очередной раз начинал все сначала, пытаясь продвигаться хотя бы микроскопическими шагами. В конце концов, окончательно измотавшись, он уснул, когда уже начало светать. И то ли в бреду, то ли воочию вдруг увидел тот самый тетрадный лист в линейку с аккуратным почерком деда, где было написано о счастье…
Мама сидела на кухне в толстой вязаной кофте с чашкой малинового чая в руках и, улыбаясь, говорила ему: – Ты молодец, Олег, я никогда не рассказывала про свою находку на чердаке. Это твой успех! – И вдруг погрустнев, она добавила с тревогой: – Только будь осторожен!
Весь в поту и со слипшимися от жажды губами, Игорь неожиданно проснулся, будто от резкого и сильного толчка: «Что это было?»
Он встал и почти бегом рванул в душ. Потом, хорошо взбодрившись после холодной воды, стал нарочито спокойно варить кофе. И, решив сам про себя, что уже вполне адекватен, взял бумагу и записал все слова деда, которых было немало, точь-в-точь так, как увидел их во сне:
«Когда тебе внушают, что ты должен быть счастлив, знай, что это грандиозный обман, который приведет к острому конфликту между ожиданием и реальностью, и в итоге, сделает тебя глубоко несчастным и даже неполноценным. Человеческая личность должна стремиться не к счастью и комфорту, а к самопознанию и работе над собой. Только тогда сможет открыться лучшее в самом человеке. И это даст полноту жизни и принесет счастье».
Глава 35. Проверка на подлинность
В кабинете у Наталии Ивановны шло обсуждение состояния Сгорина в связи с последним случаем. Она, как всегда, говорила четко и убежденно:
– Нет, Костя, не могу здесь согласиться с вами. Считаю, что именно вследствие сильного и неожиданного воздействия, которым был пролитый на руку кипяток, мозг Игоря среагировал нестандартно.
– Я бы пока не стал считать его определяющим моментом, – заявил Алексей Васильевич, – могло произойти стечение обстоятельств, ведь мы знаем, что Сгорин был сильно расстроен… После этого – не значит вследствие этого, – сказал он и, вероятно, для убедительности, добавил на латыни, –
– А как проверить слова Игоря, точнее, его деда? – с азартом спросил Константин и сам же ответил, почему-то обращаясь при этом к своему учителю:
– Это невозможно! Никто уже никогда не найдет того листка на чердаке, которого нет!
– Вы здесь абсолютно правы, Костя, – взволнованно сказала Наталия Ивановна, – нужна проверка. Но момент важный… и настолько серьезный, что потребуются эксперименты, – она сдавленно вздохнула, – чего я очень опасаюсь. Как быть, чтобы не нанести вред Игорю? Что скажете, Алексей Васильевич?
– Согласен во всем. Боюсь, избежать новых исследований не удастся. – При этих словах он вдруг резко поднялся и с каким-то отчаянием воскликнул: – Никогда еще до Сгорина не возникало таких сложных дилемм! Воистину этот человек всем нам устроил проверку на подлинность! Из-за этого момента истины уже невозможно будет работать, как прежде. – Потом сел и тихо произнес, будто внезапно сдувшись: – Такая ответственность…
Константин ошарашенно уставился на профессора, только что продемонстрировавшего незаурядный эмоциональный порыв, и подумал о невосполнимой потере театра в его лице.
Эти мысли прервала Наталия Ивановна, заявившая неожиданно жестким голосом:
– Я буду категорически возражать в отношении опытов.
– Присоединяюсь, – отреагировал Алексей Васильевич.
Вдруг из-за монитора, замаскированного внушительными стопками папок, показался Евгений, все это время хранивший молчание, будучи погруженным в графики и снимки, и спросил, обращаясь к профессорам:
– Считаете реальным отстоять Сгорина? Давление наверняка будет сверхвысоким.
– Посмотрим, – тихо, но твердо ответил Алексей Васильевич.
Глава 36. Я могу, значит, я должен
Двумя днями позже, когда очередная процедура подходила к концу, Евгений, подойдя к медицинскому креслу, в котором полулежал Сгорин, опутанный паутиной проводов, сообщил ему, отключая приборы: