На улице было темно и промозгло, сыпал редкий дождь, которому аккомпанировал ледяной ветер. Молодая женщина, укутавшись в толстый вязаный шарф и слегка ссутулившись, нехотя пошла навстречу набирающим силу шквалистым порывам.
Вдруг Игорь увидел большой деревянный дом из счастливого и безмятежного детства, когда были живы родители отца, у которых он проводил все каникулы. Бабушка, этот светлый человек, покрывала любимого внука безграничной добротой, как крыльями, превращая каждый день отдыха в праздник.
В горнице на комоде, на вышитой мамиными руками салфетке, стояла старинная шкатулка, в которой дед хранил боевые награды. На стене – портреты молодых и ослепительно красивых дедушки и бабушки.
… Вот мама в одиночестве сидит за столом, очень расстроенная, и пишет аккуратным и красивым почерком:
«Не знаю, когда ты прочитаешь это письмо, но хочу все объяснить. Пожалуйста, не думай, что я разлюбила тебя или на кого-то променяла. Это полная чушь! Просто что-то очень важное ушло из меня вместе с той невинной душой, которую я убила. И не надо твердить, что так делают все. Я говорю тебе о своей жизни. Не знаю, как могла согласиться на это безумие, в котором теперь раскаиваюсь безмерно и так глубоко, как ни о чем никогда ни жалела. Наш неродившийся сын приходит ко мне во сне. Его зовут Олег и он любит меня! Меня – убийцу родного человечка, который мог стать самым дорогим в моей жизни. Это невыносимо тяжело. Я не хочу просыпаться после таких снов, не хочу, чтобы начинался новый день. Самое страшное в том, что невозможно ничего исправить. У меня нет на тебя зла, но жить, как раньше, я не могу. Я уезжаю домой. Надеюсь, что когда-нибудь отмоюсь слезами от этого ужаса, и тогда у меня родится сын. Во всяком случае, буду жить надеждой. Прощай!»
Оставив письмо на столе, она набросила толстую вязаную кофту и взглянула на себя в зеркало. В отражении Игорь узнал ту молодую женщину, которая была в храме…
– Мама! – закричал он изо всех сил, но вырвался только глухой хрип. – Не уходи!
Она вдруг остановилась, будто услышала его. Улыбнулась, как всегда, мягко и нежно… И ушла.
Глава 34. Полнота жизни
На следующий день к Сгорину приехал Андрей. Они долго сидели за холостяцким столом, безалкогольным, но с жареной картошкой и черным хлебом, и говорили о прошлом.
– Ну скажи откровенно, – спросил Андрей, – разве несколько месяцев назад ты мог бы подумать, что такое будет возможно?
– Нет, Андрюх, точно нет. Об этом я только мечтал.
– Надеялся.. А сам ни разговаривать нормально, ни вспоминать не мог. Значит, правильно работаешь!
– Да не только же я один. Мне много народу помогает.
– Я вчера с Женькой разговаривал в клинике. Он считает, что твои достижения – это прорыв.
– Знаешь, Андрюх, у меня теперь такая надежда есть!
– Неужели раньше не было? Я не поверю.
– Была, конечно, только ей и жил. Но теперь – другое. Появилась вера. Она меня держит просто… как страховка, которая не даст погибнуть, если сорвешься.
– Понимаю.
Они просидели так до ночи и, собираясь уходить, Андрей сказал:
– Не хотел расстраивать, но ты, вроде, окреп уже… У Бориса Федоровича сын умер.
– Вовка?
– Да.
– Его же на преподавательскую в академию списали?
– Да он там и поработать толком не успел: последствия контузии. На лечение сроду времени не хватало. Жить торопился… Сорок три года. Вот… Завтра прощание в академии.
– Я поеду!
– Тише, тише! Не руби сгоряча-то! Звони Женьке или кому там еще. Тебе же запрещено самостоятельно…
– Да они не дадут. Это точно.
– Раз так, тогда без вариантов. Давай, не кисни! – Андрей похлопал друга по плечу. – Мы потом с тобой к ДФ съездим. Он будет рад тебя увидеть… Терпение и выдержка, майор Сгорин!
Андрей уехал, а Игорь долго еще думал о Володе, который в двадцать два стал героем России. Короткая и яркая жизнь…
Вдруг вспомнились слова какого-то немецкого писателя из стенгазеты в учебке: «Бояться надо не смерти, а пустой жизни».*
Сгорин провел сложную ночь. Воспоминания о погибшем Алексее и мысли об умершем сыне Бориса Федоровича лишали его покоя. В голове почему-то тошнотворно крутилось словосочетание «естественная убыль населения». Игорь подумал: «А ведь ничего нового. Один жертвует собой, выполняя долг, а другой, вечно недовольный, обвиняет всех и вся вокруг, даже не задумываясь о том, что за право на это гнусное брюзжание молодые и сильные отдают жизни».
Сон был прерывистым и тревожным. Яркие и невероятно реальные картины будоражили сознание и лишали покоя…
Сгорин открыл глаза. Волосы были мокрыми, подушка тоже. Он подошел к окну, через которое едва пробивался равнодушно-холодный лунный свет, и, распахнув его, удивился контрасту между ночным дурманом и темной свежестью, влетевшей в комнату. Игоря это отрезвило. «Все-таки прав был Женька. Помощь психиатра – прямо по адресу. Навязчивые состояния – так у них это называется?»
Он постоял на балконе, наслаждаясь тишиной и покоем, заодно похвалив себя за то, что все-таки бросил курить, и спросил вслух: «Ну что, товарищ майор, может, чаю?»