Победа над Эверестом

Белый неосязаемый порошок проникал всюду, и через несколько часов в палатке все было занесено снегом. Шлемы были натянуты на глаза, мешки застегнуты под горло, все лежали неподвижно и только надрывный кашель слышался в разных углах палатки. Появились тревожные мысли, что если выпадет много снега, то скалы станут непроходимыми, можно опоздать и не успеть выйти на вершину до муссонов. Временами возникала надежда, что кошмар скоро закончится, скоро будет солнце и не все шансы на восхождение потеряны. Желание идти, вверх оставалось, но нужна была воля, чтобы не потерять его.

Прошла ночь, и тусклый дневной свет просочился через стенки палатки. Свежий пылевидный снег крутился в бесконечных вихрях, идущих с юго-запада. Можно было слышать гудение склонов Эвереста. Завалило вторую палатку лагеря. На дневной связи Онищенко говорил с трудом, с придыханием. Он сказал, что скалы в снегу, надо восстановить палатку, и они, по-видимому, не смогут пойти вверх. Тамм не отреагировал на дыхание Онищенко и вел с ним сугубо деловой разговор. Был еще один нюанс разговора, который должен был бы насторожить чуткого собеседника. После выяснения самочувствия и настроения Тамм сказал:

— Понял тебя. Будем надеяться, что завтра рабочий день будет. Что еще есть к Базе? Вам всем ребята передают привет.

— Спасибо. Всем вам мы тоже передаем привет. СК, до завтра.

— СК, до 18.00, Слава. СК, до 18.00.

Но Онищенко тут же отключился, не отзываясь на наши вызовы. Странным было прекращение Славой связи «до завтра», хотя должна была быть еще обязательная вечерняя связь в 18.00. В моей альпинистской практике в Безенги на Кавказе был аналогичный случай, когда руководитель группы, лежа в спальном мешке, как выяснилось позже, с воспалением легких, тоже сказал на утренней связи: «СК, до завтра», а ночью умер. Вероятно, находясь в тяжелом состоянии, когда трудно не только говорить, но и думать, человек хочет получить более продолжительный отдых, забыться, уснуть и прекращает разговор на более длительный срок — «до завтра». Никто, конечно, слушая такого рода «оговорки», не думает о серьезности положения, тем более, когда говорит руководитель группы. Нужно иметь большую смелость и не бояться быть обвиненным в паникерстве, чтобы взять из рук руководителя группы микрофон и поделиться своими опасениями. И мы тогда, в Безенги, молча стояли вокруг своего руководителя, скованные субординацией. Не решились сказать правду Тамму и участники группы Онищенко. А кто скажет? Ведь в группе нет заместителя руководителя. Да и я, сидя на связи рядом с Таммом, ничего не сказал ему о своих подозрениях. Да и были ли подозрения? На высоте у всех садился голос, прерывалось дыхание, все кашляли. Правда, Эдик Мысловский, когда услышал через два дня о болезни Онищенко по рации (он шел на очередную заброску), тут же сказал:

— Я понял это еще вчера, потому что Слава, когда выходил на связь, немножко сипел, а потом выходил только Хомутов. Я понял, что он плохо себя чувствует.

На вечернюю связь вышел Валерий Хомутов. Тамм:

— Валера, расскажите, какая у вас ситуация.

— Ситуация такова: целый день ветер, позёмка. Отсиживаемся в палатках. Сегодня нельзя было даже нос высунуть. Очень плохо было.

Тамм:

— Считаю, что если на следующий день опять будет непогода, то отсиживаться нет смысла. На случай рабочей погоды целесообразно, по-видимому, поставить лагерь 3 на две-три верёвки выше конца перил, навешенных группой Валиева, то есть выше 17-й верёвки. Но повторяю еще раз, на месте решайте сами. Решайте сами на месте и в плохую погоду не ходите. Используйте обязательно кислород. СК, до завтра, до 8.30.

7 апреля, 8.30. Тамм:

— Группа 4, группа Онищенко, База вызывает. Приём.

Хомутов:

— Доброе утро, Евгений Игоревич.

— Доброе утро. Как ночь прошла?

— Ночь прошла сносно. Экспериментировали с кислородом. Поскольку мы в разных палатках, то «скушали» два баллона. Но вообще-то переход от кислорода к нормальной жизни не очень приятен. Маски замерзают. В общем, льда много. И лучше кислородом пользоваться на больших высотах.

— Понял тебя. Вы с ночными масками были? Или с большими?

— Слава был с большой, я — с ночной. Ночная в общем-то обмерзает. Образуется лед. Хочется её вообще выбросить и спать без ничего.

— Понял тебя, понял. Ладно. Думаю, все с практикой придет. Значит, погода ходовая? По-видимому, будете выходить? Рекомендации все вам даны. Представляется целесообразным перетащить еще на 2-3 верёвки к гребню лагерь, ближе к тому месту, где оставили все заброски валиевцы, то есть 17-ю веревку продолжать еще тремя веревками. Как понял? Приём.

— Понял, Евгений Игоревич. Сейчас мы будем готовить завтрак. Немножко солнышко нас обогреет, будем питаться. Тут еще страшный ветер, и я думаю, солнце и ветер — они дадут какую-то среднюю погоду.

— Будем надеяться, Валера, будем надеяться.

Разговор перешел к необходимости принести в лагерь 2 запасную стойку для палатки. И в заключение Тамм задал традиционный вопрос:

— Что еще есть у вас к Базе, Валера, что есть к Базе?

Хомутов ответил: