Наблюдающий за этим небольшим перерывом в программе своего выступления, Кевин, находясь в трезвом уме и твердой памяти, пытался найти для себя хоть какие-нибудь определения, которые помогли бы изложить суть всей человеческой жадности, что готова была без проблем уместить рекламу мировых торговых брендов на спортивном событии, которое не могло даже в самых базовых вещах, в виде реклам, объединить вокруг себя в едином миллионы зрителей по всей планетарной сфере, что видели каждый для себя специально подобранную рекламу соответственно особенностям своих островов, вместе с узким сегментом острова Утконоса, где, несмотря на то, что непосредственно проводилось мероприятие, местные довольствовались лишь агрессивной пропагандой чужой веры. Она насаждалась так топорно еще из-за обстоятельств неминуемого сближения двух островов, в чьей судьбе вокалисту известной группы предстояло, как он уже смутно догадывался, сыграть не последнюю роль, притом, что еще буквально сутки назад названия этих остров не сказали бы молодому человеку абсолютно ничего.
Однако, скорлупа его привычного быта, треснувшая и разлетевшаяся на кусочки из-за его собственной невнимательности в отношениях, что, запутавшись, в итоге чуть не задушили его самого, позволили ему впустить в себя ту самую информацию, что сейчас постепенно наполняла его глубоко вдыхающую грудь, на которой играли разноцветными отблесками закулисный свет, отражающийся от капелек пота, что выступили уже через несколько минут после его экспрессивной подачи и короткого выступления, которое, несмотря на общей саспенс, перед началом первой открывающей игры желала услышать публика и всё равно кричала «БИС», даже несмотря на голограмму жреца из далекой Империи.
Кевин всё продолжал рассуждать о предложении, от которого ему, казалось бы, невозможно было отказаться, что буквально влетело в его жизнь, подобно отлитому в его памяти виду ангара, что был заполнен трупами. Кевина снова в итоге стало рвать, он согнулся пополам, и, хотя, казалось бы, уже было нечем, музыкант всё равно ощущал, как из-за протяжного гула толпы его организм пытается вывернуться наизнанку в отчаянной попытке хоть как-то скрыться от той уродливой правды жизни, которая оказалась совершенно не такой, как она представлялась еще совсем недавно. Это были самые ужасные минуты в его жизни, поскольку момент триумфа на главном стадионном событии года, к которому он шел столько времени, упорным трудом продавливая свою группу в музыкальной индустрии, в итоге оказался заранее спланированной операцией такого масштаба, которой он еще пока до конца не мог осознать, равно как и тот груз ответственности, который ему предстояло взять на свое собственное имя.
Несмотря на то, что напрямую, казалось бы, его это не должно было никаким образом задеть, тем не менее, сама мысль о том, что он уже повязан на одном из самых ужасающих преступлений на планете, которое на деле, хотя и выглядело обычный деловой сделкой для его бенефициаров, по факту превратило его полностью в ничто, абсолютный ноль, как и его талант, и его музыку, что не могла не то что кого-то спасти, но даже вдохновить… Кого? Тех, кто на его глазах оказался беспощадно раздавлен, подобно каким-то насекомым? Для них он пел свою вдохновляющую музыку? Для тех, кто прямо сейчас, наверное, уже распылялся в секретных или, что возможно еще хуже – общеизвестных крематориях?
– Это и было то, ради чего он жил? – повис в воздухе вопрос без ответа.
Кевин смотрел в точку под собой на полу, что мигала разноцветными оттенками, отражавшимися от слюней, что текли на пол из его рта, смешанные со слезами, которые он не мог сдержать, ощущая всем своим существом, что он сейчас был не на своем месте. Уверенность в этом росла внутри него с каждой секундой, в то время, как накал речей оратора на сцене всё возрастал с каждой секундой, давая призрачную надежду юному Кевину, что то, что его окружало, являлось не более чем уродливой карикатурой, цирковыми декорациями, скрывающими настоящий мир, который, как он сам думал, знал и любил.
***
Весь мир представал в форме обугленный костей, которые были единственным свидетельством о том, что когда-то их владельцем был реально живший человек.
– Это всё, что удалось спасти? – спокойно проговорила Виктория.
– Да, – ответил, стоя чуть поодаль, ее соратник, смотря, как его боевая подруга спокойно держит в руках человеческие останки, не решаясь хотя бы словом отвлечь ее от важного процесса, что прямо сейчас происходил внутри девушки.
Виктория же, в свою очередь, постепенно возвращалась к своей изначальной точке сборки памяти, той самой, которая являлась ее сердцевиной, и которую она консервировала практически каждый раз, как покидала остров Утконоса, чтобы вывезти очередную партию спасающихся аборигенов трайба, что не могли уже жить при диктатуре вождей Орла.