Победа Сердца

– По-твоему, наша жизнь – это какое-то кино? И кто его смотрит тогда?

– Думаю, для нас это неважно, поскольку мы всего лишь картинки, кадры на экране, нет, даже не так, мы – те эмоции, которые испытывает зритель, забываясь на какое-то время и становясь ими, но, после того, как проектор потухнет, и в зале вспыхнет свет, тогда уже не будут иметь никакого значения наши догадки, поскольку мы все по щелчку пальцев практически тут же вспомним не только кем мы были всегда, но и то, что происходило, было на самом деле не с нами, а, скорее, внутри нас.

– И что же тогда будет дальше?

– Мне кажется я знаю, – улыбнулась девушка, притягивая за руку к себе Кевина.

Молодой человек же покорно наблюдал, как практически на его глазах не он сам наклоняется к Гвен, но она вместе со всем холмом и всем остальным миром поднимается к нему, чтобы слиться с ним в свете фар проезжающего автомобиля, который, осветив их на повороте, растворил всё вокруг Кевина, лишив их форм. Он же, не в состоянии удержать этот момент, смог лишь оставить его в своей памяти, затем превратив это навсегда ушедшее время в небольшое колечко на пальце, которое слегка поблескивало в свете габаритных огней.

***

Кевин успел бросить на него прощальный взгляд, что и оживило в памяти это волшебное время юности, которое локомотивом пронеслось сквозь года к тому моменту, когда пули пронзили воздух и его самого, оставив в голове звенящим отзвуком мысль о том, что всё действительно уже произошло, и что это – тот самый неизбежный финал. Казалось, он уже видел его когда-то давно, хотя еще какую-то минуту назад искренне недоумевал, как вообще мог оказаться в подобной ситуации. Сейчас же Кевин с особой внимательностью, как будто кто-то резко увеличил резкость окружающей картины мира, видел всю свою жизнь, и всё, что происходило вокруг, неизбежным падением микроскопического камешка в песочных часах вечности, где он в отведенное ему время уже падал вниз, как живое свидетельство скоротечности времени, которое уже перестало иметь для него самого хоть какое-либо значение.

152. – Как ты красиво заговорил – сам нектар для ума и сердца! – улыбнулся учитель, глядя на своего ученика, который быстро тараторил слова, что приходили в его голову, и которые он излагал с такой четкостью, как будто он заранее выучил эту речь наизусть или же будто кто-то невидимый, сидящий рядом с ним, наговаривал их ему на ушко.

Открыв свои глаза, юноша по имени Арчибальд продолжал проговаривать вслух свои длинные речи, будто бы являясь проводником чужих мыслей и целых жизней, которые изливались из его нутра и, казалось, трансформировали мир вокруг него в нечто, что можно было бы описать, как сад сияющих камней, потрясающих кристаллов, где каждая драгоценность, отражающая все остальные в себе, превращала их блеск во всё более интенсивный свет, который, несмотря на свою яркость, всё равно терялся в темном пространстве, что, казалось, окутало две фигуры, которые на самом деле всегда были одной – учителя и ученика – любящего и возлюбленного, что не могли взглянуть друг на друга со стороны, а лишь довольствовались прямым взаимодействием и контактом, в котором «я» полностью растворялось в том, «Другом», что сидел всегда напротив и являлся им самим, ведь действительно, кроме этого голографического изображения, что включало в себя не только все известные формы, но и само время, прошлое и будущее и даже воспоминания, которые и являлись лишь временной трансформацией форм, казалось, не было ничего, поскольку и те слова, которые произносил юный послушник, были не более чем выдуманными историями, что юноша рассказывал даже не своему учителю, а самому себе – вспоминая о собственной гибели на колесе одного из варваров и то, как огонь, разгоревшийся от его смерти, освободит рабов, и как тысячи таких же архетипических историй на самом деле происходят в пространстве каждое мгновение миллионными количествами. Просто его история удачным стечением обстоятельств, что в то же самое время были предопределены, стала наиболее растиражированной, да так, что всё обернулось тем, что через тысячелетия наследники варваров используют его же собственную жертву, символ свободы, и образ своего идеологического врага в своих корыстных целях, даже не пытаясь понять, чем являлось это ритуальное жертвоприношение по своей сути.