– Не прикидывайся, – загородив собой Викторию, проговорил Кевин, – говоря так, будто не знаешь, кто я такой.
Чаррама перевел свой взгляд на лицо Кевина и оскалился: «Ну, конечно, знаю! Ты – выблядок той шлюхи Джулии, которая не смогла устоять передо мной, и…»
Кевин ощутил, как от его живота к мозгу прошло настоящее извержение вулкана, которое уже выбросило своей взрывной силой его руку для удара, всего одного удара по морде этого лиловозадого, который должен был расколоть его ухмыляющееся лицо на две половинки. Однако, прежде чем Кевин успел завершить движение, он был бесцеремонно сбит с ног.
– Вот, черт, похоже эти псы меня все-таки достали, – успел было подумать про себя Кевин, прежде чем распластаться по полу.
167. Лежа посреди своей комнаты, юный послушник Арчибальд потянулся, ощутив, как его голова вновь загудела и поняв, что сейчас как раз наступило то самое время, которого он столь долго ждал, перевернулся, начав наблюдать за тем, как очертания его комнаты в храме начинают едва заметно светиться в местах соединения стен, а также, описывая контуры предметов, которые стали похожи на солнечные затмения в миниатюре, где детали самого объекта покрывала мгла, в то же самое время вырисовывая непосредственно сам силуэт почти что нестерпимым светом, что отпечатывался не на сетчатке глаза, а непосредственно будто бы возникал в самом мозге.
Глядя на окружающее его пространство, ум послушника так же будто бы начинал подсвечиваться изнутри совершенно неописуемым свойством, единственным, хотя бы слегка приближенным описанием которого могла стать непоколебимая уверенность в своем собственном существовании. Что же именно это означало как для самого одинокого путника, так и для окружающего его мира? Он и сам до конца этого не понимал, но усиливающееся ощущение отстраненности и даже какой-то абсолютной нереальности окружающего его пространства соседствовало одновременно с фактом полного приятия самого себя, как наблюдателя, однако, определить, кем же являлся по-настоящему этот самый «наблюдатель», было крайне сложно. Тем не менее, миновав стадию сомнений, послушник, вновь отпустив образ белоснежного древа жизни, покрытого лиловой листвой, на ветках которого уже притаились тысячи вот-вот готовых раскрыться куколок бабочек, что перемешивались вместе с созревшими плодами знаний энергофруктов, попытался оставить это физическое средство переноса своего сознания в иные измерения, одновременно с символическим сравнением окружающего пространства, для того, чтобы отдаться тому потоку откровения, который убедительно доказывал, что химические процессы при взаимодействии химикатов с мозгом были скорее следствием, нежели причиной той тайны, в которую он готов был нырнуть с минуты на минуту. А тайна эта была настолько же простой, насколько и сложной: ведь как было под силу одному разуму справиться с бременем прошлого, что, сплетаясь с будущим, преобразовало всю жизнь всего лишь в игру материи, что еще более пышно расцветала в иных качествах жизни, которые юный Арчибальд не мог себе представить просто в силу своего отождествления с текущим телом и его функционалом, в том и числе и умственным.