Победа Сердца

Про себя проговаривая все эти факты, Арчибальд, одновременно проживая свои собственные мысли, пробуя их на вкус, отпускал их навсегда, наблюдая за тем, как окружающее пространство как будто бы поглощается «черным солнцем», как он сам характеризовал свойства своей собственной души, когда практически всё, что он видел, становилось вибрирующей пустотой, в которой разноцветным огнем прочерчивались силуэты физических объектов, что становились не более чем символами, которые наблюдатель придумывал для того, чтобы составить карту той территории, где оказался его рассудок, который, как он сам уже подозревал, довольно давно был не то чтобы заперт, но искусственно ограничен некоей силой. Иногда она представлялась чем-то даже демоническим или, по крайней мере, несущей определенную угрозу его естеству, подобно тому, как окружающее его пространство стало растекаться, одновременно начиная двигаться, подобно телам миллионов расписных змей, что соединились в бесконечное самоотражающее зеркало, в котором оказался и сам Арчибальд, запертый в круг своего восприятия странными длинноухими существами. Они танцевали вокруг путешественника, периодически меняя свои размеры и формы. Они становились то практически невидимыми, состоящими из одной лишь сияющей энергии, то, наоборот, приобретая гротескные физические особенности своих тел. В какой-то момент они завершили свой танец, объединившись в одну высокую фигуру, которая, казалось, и являлась источником всех форм, наблюдавшихся до этого. Это существо имело очертания какого-то продолговатого не то насекомого, не то рептилии, и было покрыто переливающимися геометрическими узорами, что, одновременно образовывали некое подобие лабиринта, в который готов был упасть и затеряться навсегда завороженный зритель, смотрящий на это буйство притягательных символов, что являлись не более, чем украшением на разноцветных перьях этого великого божества древности – великого Сиацоатля, который смотрел сверху вниз на маленького путешественника своим бесчисленным количеством глаз и лик утконосов.

Вспоминая свои первые попытки понять суть жизни, в контексте изучения поверий древних жителей острова Змея-Утконоса, Арчибальд всегда находил забавным то, как можно было верить в существование столь нелепого бога. Однако, глядя в его тысячи глаз прямо сейчас, Арчибальд уже считал свою собственную веру в материальный мир и его достоверность – той слепой глупостью, которая просто была не позволительна для разумного существа. При возникновении этой ассоциации, его и поразили те самые стрелы страха, которые, как он думал, смог отвратить от себя навсегда. Ведь способностью мыслить и была той шаткой основой, что служила для рефлексии реальности, а, с исчезновением объектов окружающего мира и его собственного ума, что же оставалось в сухом остатке? А оставался только этот всепожирающий взгляд бога Утконоса, который, казалось, и создавал эту безумную иллюзию под названием Арчибальд, который, ощутив, что смог бы справиться с любой физической болью и даже жаждал ее в будущем, желая освободить мифических рабов от их оков, осознал, на что он не был бы никогда готов. Этим табу являлся шанс, заключавшийся в том, чтобы увидеть правду о том, что сам он являлся не более чем фантазией, безумной выдумкой существа, чьи свойства и качества оставались для наблюдателя настолько же непостижимыми как, для сравнения, если бы выдуманный персонаж, что являл бы собой лишь чернильные символы на папирусах, которые оживали при падении взгляда читающего на них, попытался бы осмыслить деяния этого самого пресловутого читателя. На этом моменте – крайняя степень безумия при осознании ложности всего, во что был вовлечен субъект по имени Арчибальд, – произошел переход, который на самом деле никогда не имел места быть, просто увлеченный читатель отвлекся от своего романа и посмотрел на самого себя и на ту реальность, которая лежала за пределами выдуманного произведения, увидев иронию в том, что он мог настолько увлечься им, что принял всё происходящее за чистую монету, и во время этого еще умудрялся даже рассуждать о том, что фантазия была реальностью, а реальность – наоборот – выдумкой.