Победа Сердца

Одновременно с этим безумным контрастом искренне скорбевших людей, которые также были честны в своей слепоте в глобальном плане, Виктория уловила еще одну вещь – странный, поблескивающий предмет на крышке гроба, который уже почти опустили в землю. Не в силах устоять перед его зовом, наблюдатель процессии рванул к нему и, запрыгнув в могилу, приземлился на крышку гроба, узрев золотую статуэтку многорукого божества, которая постоянно трансформировалась. Она, как будто, была сделана из живого пластичного материала, что сначала обернулся змеей, которая самозабвенно сражалась с утконосом, затем, превратившись в хищную кошку, из шкуры которой выпорхнула золотая фигурка Богини-бабочки, которую принялся с благоговением чистить послушник храма. Он уже и забыл, что, когда был или будет девушкой с непростой судьбой по имени Виктория, и в какой-то момент его благоговение сменилось ненавистью. Тогда он, сняв штаны, стал испражняться прямо на святой образ. Когда это случилось, хлопки вокруг усилились, и небеса охватило пламя лиловых молний, которые, собравшись, превратившись в гигантского электрического змея, что устремился в небо прямо над кладбищем, чтобы обрушиться всей своей мощью прямиком в могилу, где находился послушник, расщепив на атомы стоящие рядом фигуры, одновременно пробил брешь в образе послушника. Так, освободившийся от пут тела, наблюдатель увидел самого себя лежащим неподвижно, со стороны. После того, как он некоторое время вглядывался в свое собственное мертвое лицо, по кладбищу пронесся ураган смеха, который буквально вырвался из еще не зарытой могилы. Источником его была бесплотная сущность наблюдателя, которая, обратив свое внимание кверху, увидела, как в могилу с интересом заглядывают по очереди участники процессии, превратившиеся сначала в безликие тени, а затем – в бесконечное количество образов. Они состояли из десятков превращающихся друг в друга людей, которые затем обрели очертания танцующих и играющих друг с другом эльфов, что слились в своем экстатическом ритуале в единую фигуру, что возвышалась над могилой и с интересом смотрела за происходящим снаружи, неотрывно наблюдая за тем, кто находился внутри.

В этом коридоре, что превратился не в вертикально раскопанную яму, но скорее в мистический проход, что растянулся во все стороны мира, стала происходить пляска энергии, которая изверглась, подобно вулкану, из-под земли, сменив свой привычный запах на бесконечно прекрасный аромат нектара энергетического фрукта жизни. Сок знания этого плода уже разлился по нервной системе существа, которое в восторге наблюдало за самим собой с двух противоположных концов жизни и смерти, которые оказались лишь различными масками бесконечной радости самосознающего существа, которое своим танцем разрушало все условности, порождая тем самым ритм разрывающегося изнутри узнаванием мира.

176. – А не рановато ли? – донесся до Грегори голос его бывшей жены, которая, устало опершись о дверной косяк, смотрела на него невыспавшимися глазами.

Грегори же замер в странной позе, только сейчас осознав, насколько глупо он выглядит, припершись ни свет ни заря в дом своей бывшей супруги, только для того, чтобы станцевать какой-то безумный танец, в то время, как все попытки восполнить, что было до или после того, как он толкнул дверь, чтобы войти, таким образом потерпели полнейший крах.

– При… Привет, – всё также стоя на одной ноге, при этом комически воздев к небу одну руку, а второй будто бы, не то защищаясь, не то, наоборот, приманивая свою супругу, прокашлялся Грегори – я тут, это… Был неподалеку, думаю… А почему бы и не зайти?

Женщина же, несмотря на всю свою показную холодность по отношению к бывшему мужу, всё же не смогла сдержать ухмылку и едва заметно качнула головой, что сработало как щелчок в голове Грегори, который практически тут же вновь нырнул в те времена, когда их общим домом был особняк на побережье, и когда они счастливо жили все вместе, до того момента, как Грегори нужно было всё испортить своей любовной игрой на стороне, и которую вряд ли можно было бы ему простить.

– Я …– открыл было рот Грегори, чтобы уже предложить проводить себя внутрь, чтобы зажить всем вместе, как раньше, как будто бы последних нескольких лет отчужденности и вовсе не было, но был прерван.

– Дети еще спят, может зайдешь потом? Что-то срочное?

На этом расширившееся до границ тысяч миров восприятие Грегори сузилось до текущей ситуации, где вселенная предстала не бесконечно текущей фантазией, но жестко структурированным, лилово-зеленым геометрическим лабиринтом, законы и правила которого нужны были для писателя, чтобы он сам верил в их реальность, и не терял интереса к истории, что рассказывалась им же для него же, что отчасти возникала внутри него самого и превращалась в итоге в окружающую его действительность, которая отзеркаливала, и тем самым, по всей видимости, в некоторой степени раскрывала его внутреннее восприятие.

– Я только хотел спросить тебя… – собрался с духом Грегори.

177. – Вы готовы преклонить колено перед вашей императрицей?