Победа Сердца

Мозг Виктории впитывал каждое словечко, в то время как какая-то совершенно отдельная, даже автономная ее часть, существовала параллельно их диалогу, наблюдая как будто бы со стороны, как две говорящие куклы пытались на полном серьезе выяснить отношения друг с другом и, по итогу, заключить какой-то липовый социальный договор. Несмотря на все старания нового фаворита, ни одна из внутренних сторон не поддавалась, так как всё еще была влюблена в какой-то степени в изменившего ей дружка, который, в отличие от своей подруги, без лишних раздумий пошел развлекаться дальше. Несмотря на этот, постыдный в чем-то факт, Виктория, тем не менее, могла в любой момент вновь сойтись с ним так же просто, как сейчас она «разошлась». К Уиллу ее тянул невероятный физический магнетизм, в то время, как к Кайлу она даже и не испытывала особенно ничего, помимо нелепой благодарности. Однако, также казалось, что опыт, который Виктория пережила, наглядно показал ей, что та невидимая программа, в которой она существовала, будто бы была спроектирована таким образом, чтобы путешественница в ее лице всего за час избавилась от своей безусловной страстной любви и привязанности к человеку, чтобы целиком посвятить себя Кайлу, даже не ради своих чувств, но ради того сюжета, который был уже написан как для всей жизни, так и для нее, в частности, и сопротивляться которому не было ни смысла, ни даже особенного желания, поскольку всё уже произошло. Виктория лежала, уже зная наперед, что будет с Кайлом до самого конца, и не потому, что он спас ее, или по миллиону других выдуманных причин, но потому, что ее будущее, которое безусловно будет иметь конец, будет иметь смысл только в том случае, если она останется с этим человеком. Никакие слова, в итоге, не могли выразить интегральное восприятие Викторией мира, что ее окружал, и что на деле оказался многоуровневым лабиринтом, который, несмотря на всю свою сложность,

имел всего один исход, к которому уже летел, сломя голову, маленький шарик жизни в виде Виктории, что, приземлившись на кровать, уже притянула к себе Кайла, который не мог не сдаться своим чувствам, которые, безусловно, были знакомы и самой Виктории, но которые уже не имели для нее никакого значения.

181. – Да, наверное, это и было домом, – завороженно глядя на фейерверки, что возгорались прямо перед ним и летели, подобно огненным стрелам, обжигая его лицо и волосы, стоял и безотчетно улыбался Кевин, в то время, как в его ухе уже не первую минуту звучал сигнал от человека, которого он всего сутки назад так сильно боялся потерять, а теперь, вот так просто, отмахивался от возможности вновь воссоединиться со своей возлюбленной.

Просто в этом более не было никакой нужды, ведь картина, что предстала перед его глазами, наконец обрела хоть какой-то смысл – теперь мир окончательно открыл свое безумное лицо своему вечно спящему гостю.

Перед глазами Кевина как будто наслаивались два изображения: одно событие, что происходило прямо сейчас, и другое – те же самые игры, только много лет назад, когда он, гордо стоя на вершине холма и испытывая оргазм, казалось бы, со всем остальным миром, искренне полагал, что всё, что происходит с ним – всё видимое удовольствие, вся четкая картина мира, были правильными. Сейчас же, глядя на замершую в ужасе толпу, которая наблюдала за столь необычной сценой, что просто напрочь разбивала вдребезги, хотя бы на время, массовый импринт всех зрителей, Кевин осознавал, что всё, что он знал раньше, все его погони за счастьем и удовлетворением, не стоило ровным счетом ничего, поскольку жизнь заключалась не в стабильном получении удовольствия и любви, и, как бы это пошло ни звучало, ни даже во лжи, что помогала оберегать хотя бы видимость этой любви, нет, жизнь наиболее ярко проявлялась именно в тех моментах, когда наиболее ярко приходило понимание тотального безумия происходящего. Как, например, сейчас, когда колоссальная энергия убитых на острове Утконоса и во всем мире людей сплавилась с ненавистью одних, страхом других и безразличием третьих. В этот момент, наконец, этот нарыв мироздания будто бы прорвался, и, хотя наблюдатель еще не до конца понимал всех последствий, что последуют за этим вечером, Кевин уже всей своей кожей чувствовал, что мир, по крайней мере его, никогда уже не будет прежним в этом разноцветном огненном океане, что расплескался над стадионом. Юноша принимал его, будто бы и он сам был тем самым огнем, пламенем самой жизни, который по-настоящему разгорается только в момент смерти, что возвращает спящего к моменту пробуждения, заставляя его вспомнить, кем он был до того, как уснул.