Атаман залпом осушил фужер и тут же вновь наполнил его все той же солнцедарской водкой. Далее, как и всегда после третьего фужера, последовал экскурс в историческое прошлое. По словам атамана Чарыкова выходило, что солнцедарские мужики стоящие. Атаман у них, до Чарыкова, был из местных, в прошлом мичман ВМФ, на подводной лодке служил. Первым помощником тоже хороший парень, спортсмен-рукопашник, в прошлом, правда, судимый. Казаки те свою «казачью границу» держали на серьезном, невскрываемом замке. Никаких караванов наркотиков (а также самопальной водки и прочей гадости) ни через ближайшие пограничные станицы, ни через них пройти не могло. Это и не давало покоя наркобаронам. Первым убили атамана-мичмана. Стрельнули из гранатомета по его «Ниве». Затем по ложному обвинению посадили рукопашника. Прочих непокорных сумели разными способами укоротить. А некоторых откровенно купили, дав возможность организовать всякие «совместные предприятия». Совместные с персонажами вроде Хашима. Атамана Чарыкова не купили и прибить не сумели, поэтому ныне он с тремя десятками верных людей схоронился здесь, в самостийной казачьей вольнице. И покидать ее не торопился. Но в будущем был намерен твердой рукой навести порядок во всем Солнцедарском крае и приграничных областях. Об этом он сообщил после четвертого фужера.
– Атаман, мне твои люди не нужны, – произнес, выслушав Чарыкова, Яков Максимович. – Вот оружием бы помог, а?!
– Генка! – осушив пятый фужер, произнес Чарыков. – Как считаешь, дать этим гвардейцам оружие?
– Им можно, – кивнул уже порядком захмелевший Гена.
– Дам… Но не все.
– Все и не надо, – подвел итог Кентавр.
В итоге расщедрившийся атаман дал десантникам три пистолета Стечкина с боекомплектом, мобильный телефон, пару гранат и подержанную иномарку с трещинами по всему лобовому стеклу.
– Другой нету, гвардейцы, – развел руками не слишком твердо стоявший на ногах Чарыков.
Генка тем временем загрузил в багажник две канистры с бензином. Затем приблизился к Чабану и полушепотом произнес:
– Меня возьмите с собой.
– Нет, Гена, – ответил Чабан, по-прежнему опираясь на палку. – Я хоть и не совсем твердо шагаю, но на боевую операцию иду только со своими проверенными людьми. Так что извини. Твой черед вместе с атаманом наступит.
– Где он наступит? – тихо произнес Гена. – Спиваемся мы все здесь, вот весь наш черед. Менты и чернота сюда не суются, но и мы носа отсюда не кажем.
– Ничего не могу сказать тебе, Гена. Лишь спасибо. Если бы не ты, нас бы твой дядька на осине повесил.
– Вот возьмите… – Генка протянул Чабану вдвое сложенный бумажный лист. – Здесь подробная схема аэроклуба и аэродрома. Я ж там кантовался некоторое время. Рисовал, правда, по памяти. И еще… – Генка замялся.
– Что еще, Гена? – поторопил его Яков Максимович.
– Я… знаю, где склад героина. И завод по переработке опия. Только вы меня в случае чего не…
– Говори, Гена. Знать буду только я.
Он вновь находился всего в полутора шагах от меня. И я снова видел лишь черную седеющую бороду, огромные непроницаемые очки и большой пористый нос.
– Никто не знает моего лица, – звучал хриплый горловой голос. – Я везде. Мне ничего не стоит завтра легализоваться и стать гражданином эрэфии. При этом контролировать бизнес, который так успешно наладил господин Стекольщик. Про Стекольщика сообщил Артем Ходжаев?
– Да, – кивнул я. Скрывать не имело смысла.
– Ты сам видишь, сколь подлы и продажны твои соотечественники. Тот же Ушков, Стекольщик. Когда-то присягал одному строю, потом сошелся со мной… Эти казаки, жаждущие долларов, водки и продажных девок. Через пару дней у меня не будет бороды, очков. Меня будут именовать… Ну, например, Федором Михайловичем Некрасовым, и те же казаки исправно будут мне служить.
– Если я правильно вас понял, Черный Генерал должен исчезнуть.
– Мне жаль расставаться с этим титулом, но… Вместе с Черным Генералом исчезнет еще несколько малосимпатичных для вас персонажей. Тот же Стекольщик.
– Я и мои товарищи – исполнители?
– Так уж сложилось, Валентин.
Он чисто, почти без акцента говорил по-русски. Но… Пожалуй, излишне правильно, с акцентированными ударениями, без коверкания слов. Он говорил по-русски грамотнее и лучше нас, самих русских, и это его выдавало. Впрочем, став Ф.М. Некрасовым, он сумеет ассимилироваться. Талант к перевоплощению у него не меньший, чем у несчастного актера Ходжаева.
– Не торопись отказываться, подполковник. Я раздолбал их всех. И Хашима, и Стекольщика с его казачьей шайкой. При этом не без вашей помощи, господа десантники!
Тут я еле сдержал себя, чтобы не вскрикнуть. Да, получалось все именно так! Голова моя пошла кругом. Я специалист по диверсионным и специальным тактическим акциям, но не стратег-аналитик.
– Мне нужно время подумать, – произнес я. – Посоветоваться…
– Советоваться ты ни с кем не будешь! – оборвал меня Абу Салих. – Если ты согласишься сегодня – это одно. Завтра – совсем другое.
– Что это значит?
– Настанет завтра – узнаешь. Поэтому лучше сегодня.
– Как должно будет все выглядеть? – уточнил я.