Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года

Уже позднее, после того как Наполеон подпишет окончательное отречение от престола, граф Александр Николаевич Самойлов, генерал-прокурор в отставке, напишет из Петербурга в Париж своему племяннику, прославленному герою войн против Наполеона, Николаю Николаевичу Раевскому (имя этого человека, полагаю, известно всякому, но, возможно, не все знают, что он отказался от графского титула, пожалованного Александром после сражения под Салтановкой; полагаю, над этим стоит задуматься, составляя собственное мнение о личности императора): «…Прежде езжали в Париж для того, чтобы повеселиться, а ныне пришли вы туда как победители и в то же время как благодетели ветреного французского народа. Куда девалось геройство. Возвышенность духа и великий характер, который присваивал человеку, от коего вся Европа трепетала? Выходит, что Наполеон не иное что был как отважный и счастливый разбойник. Ежели судить о нём и в то же время о Пугачёве, то, право, сей последний в равном с Наполеоном положении оказал больше его твёрдости…» Суждение, прямо скажем, неоднозначное. Что же, Наполеону не следовало отрекаться, следовало продолжать борьбу? Может быть, и так…

Но эта мысль возникнет позднее, а в первые дни после победы союзников толпы недавних обожателей Наполеона «волновались и кружились, давили друг друга, бросались под ноги лошадей государей, останавливали, осыпали поцелуями конскую сбрую, ноги обоих монархов и почти на плечах несли их до площади Людовика XV, где они остановились на углу бульвара… Площадь захлынула народом, едва оставались для прохода взводов места, охраняемые казаками. Цвет парижского общества, тысячи дам окружали и теснили со всех сторон государей, – писал Константин Николаевич Батюшков. – Войска проходили мимо с развёрнутыми знамёнами, с военною музыкою, с громом барабанов, в строгом порядке, посреди непрерывных и оглушающих криков народа. Русские более всех внушали энтузиазма: наружность всегда говорит в свою пользу, а рослые гренадеры, красивые мундиры, чистота, необыкновенная точность и правильность их движений, а более всего противоположность народной физиономии с фигурами австрийцев и пруссаков, обременённых походной амунициею, изумляла французов. Они не верили, чтоб северные варвары и людоеды были так красивы; они были вне себя от восхищения, когда почти каждый офицер русской гвардии удовлетворял их любопытству, мог с ними говорить; тогда как угрюмые немцы, ожесточённые противу французов, сердито отвечали на все вопросы: “Их канн нихт верстеен”».

Да, русские были на удивление красивы и доброжелательны. Но самый бурный восторг вызывал император Александр. Его сразу, не сговариваясь, стали называть Избавителем и Освободителем. Русский царь стал любимцем Парижа, тем более после одного своего неожиданного поступка.

А было вот что: в тот день, когда в столицу вошли союзные войска, французский сенат вынес постановление, которым лишил Наполеона престола. Александр был удовлетворён: «Человек, называвшийся моим союзником, напал на моё государство несправедливым образом, а посему я веду войну с ним, а не с Францией. Я друг французов. Настоящий ваш поступок, коим вы лишили престола Наполеона и его семейство, ещё более связует меня с вами… В доказательство прочной связи, которую я намерен заключить с вами, возвращаю всех французских пленных, находящихся в России». Эти слова российского государя были напечатаны в нескольких тысячах экземпляров и расклеены на стенах домов и на заборах, к ним от имени сената было добавлено: «Воздадим вечную благодарность за великодушнейший поступок, о котором летописи мира когда-либо упоминали. Император Всероссийский утешает двести тысяч семейств, даруя свободу несчастным французам, коих жребий войны предоставил во власть Его, и Его Величество ускоряет ту счастливую минуту, в которую мы увидим братьев, друзей и сыновей наших».

Поступок Александра и правда великодушен. Одно удивительно: неужели члены сената забыли, что именно так первым (!) поступил Наполеон, вернув Павлу Петровичу русских пленных? Александр, полагаю, помнил. Ему очень важно было если не превзойти своего врага, то хотя бы сравняться с ним…

Когда он хотел понравиться, ему это удавалось блистательно. Так и в Париже. Чем дальше, тем больше завоёвывал он симпатии парижан. Каждое его слово, каждый поступок, буквально каждое движение немедленно становились известны всему городу.

Казаки, ставшие биваком на Елисейских полях, улеглись на землю и начали рубить деревья, чтобы развести костёр. Парижане были в отчаянии: уничтожали их любимый проспект! Срочно доложили государю. Он тут же навёл порядок, да ещё извинился за невоспитанность своих казаков. А когда те начали рубить персиковые деревья в знаменитом фруктовом саду в Монтрё-су-Буа, крестьяне тоже бросились к императору. Он не только прекратил безобразие, но и подарил жалобщикам по кольцу с бриллиантом.

Особенный восторг вызвал случай, произошедший во время посещения Лувра. Александр увидел в галереях музея пустые пьедесталы, понял, что самые ценные скульптуры спрятаны: французы явно боялись, что победители их конфискуют (Наполеон так поступал в завоёванных странах довольно часто). Государь не скрыл огорчения: «Разве я не дал ещё в Бонди [31] обещания, что все памятники будут в сохранности? Не думаете же вы, что я могу нарушить своё слово?»

Всё это побуждало парижан (в особенности парижанок) повторять: «Отчего бы вам не остаться у нас императором, Ваше Величество? Вы слишком хороши для России!»