Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года

В это же время, кое-кто чуть раньше, другие чуть позднее, покидали Париж люди, которые пришли в столицу Франции под водительством своего государя, которые были ему преданы, которые искренне им восхищались: генерал-майоры Михаил Орлов и князь Сергей Волконский, прапорщик Матвей Муравьёв-Апостол, ещё шестеро Муравьёвых, их кузен Михаил Лунин, Иван Якушкин, князь Сергей Трубецкой, штабс-капитан Фёдор Глинка, кавалергардский поручик Павел Пестель, семёновский подпоручик князь Фёдор Шаховской – все они были в Париже в дни русского триумфа, который стал триумфом императора Александра. Все они им гордились. Но очень скоро… Тогда, в Париже, они ещё не знали, что останутся в истории под общим именем: декабристы.

Гортензия. Падчерица. Друг

Эжени Ортанс (именно так звучит по-французски привычное нам имя Гортензия) родилась в не слишком благополучной семье Александра и Розы Богарне, когда их первенцу Евгению было два года. При том что их мать была в молодости особой довольно легкомысленной, детей она нежно любила, и обстановка любви, нежности, доверия, в которой они росли, оказала, по-видимому, самое благотворное влияние на их характеры. Они на всю жизнь остались самыми близкими людьми. Евгений с детства называл сестру «кроткая упрямица» – характер у неё был твёрдый.

Гортензии было двенадцать лет, когда её отдали в пансион мадам Кампан, самый, пожалуй, престижный в Париже. Там одновременно с ней воспитывалась сестра Наполеона Каролина и сыгравшая некоторую роль в его жизни красавица Элеонора Денюэль де ля Плэнь. Надо сказать, что ни одна из девиц интереса у Гортензии не вызывала. Когда мать однажды привела в пансион человека, за которого собралась выйти замуж, Гортензия была оскорблена. Она считала, что память об отце, обезглавленном на площади Насьон за четыре дня до падения кровавого режима Робеспьера, должна быть священна, и не скрыла от Наполеона возмущения и неприязни. Но обаяние этого человека, когда он того хотел, было неотразимо. Он не просто усыновил детей Жозефины, он стал их настоящим отцом, заботливым и любящим. Они тоже полюбили его преданно и верно.

Гортензия была умна, блестяще образована, красива и щедро одарена талантами: положила на музыку многие стихи своих любимых поэтов и свои собственные, сочинила немало песен, которые были весьма популярны в XIX веке. Одна из них во времена, когда императором (Наполеоном III) стал её третий сын, Карл Людовик Наполеон, была французским национальным гимном.

К сожалению, при всех достоинствах личная жизнь её с самого начала складывалась неудачно. Она полюбила Жерара Дюрока, одного из самых близких к Наполеону людей. Готовилась к свадьбе. То, что Дюрок отправился с дипломатической миссией в Петербург, казалось, не представляло никакой угрозы её счастью. Но когда он вернулся, его будто подменили: в резкой, не терпящей возражений форме он отказался жениться. Более того, заявил, что не расположен играть роль Жоржа Дандена. Тем, кто забыл, чем знаменит этот мольеровский персонаж, напомню: это богатый мещанин, задумавший жениться на дочери аристократа и вынужденный терпеть презрительные поучения сановных родственников. Он стал синонимом попавшего по собственной вине впросак простака. А выражение «Vous Pavez voulu! Georges Dandin!» («Вы этого хотели, Жорж Данден!») стало крылатой фразой, означающей «сам виноват в своих бедах».

Может быть, Гортензия и не переживала бы оскорбительный разрыв с женихом так мучительно, если бы родители не задумали укрепить союз двух семейств, выдав её замуж за Людовика, младшего брата Наполеона. Это неожиданное на первый взгляд решение даёт основание призадуматься: уж не попросили ли верного Дюрока отказаться от невесты ради осуществления планов Жозефины и Наполеона? Его безграничная преданность вполне позволяет допустить, что не было просьбы Наполеона, в которой он мог бы отказать.

Свадьба состоялась 4 января 1801 года. Невесте было восемнадцать лет, жениху – двадцать три. Он был страстно влюблен в другую девушку, мечтал на ней жениться, но Наполеон решил иначе, а Людовик был слишком слабохарактерен, чтобы противиться воле брата.

Констан вспоминал, что «добрая Жозефина делала всё, что только от неё зависело, чтобы сблизить супругов, она сознавала, что это супружество было делом рук её, и ей хотелось соединить свой личный интерес или, по крайней мере, то, что она считала таковым, со счастьем своей дочери; но все её усилия и просьбы оставались бесплодными».