На 14 мая была назначена торжественная панихида по казненным во время революции Людовику XVI и Марии-Антуанетте. На панихиде должны были присутствовать все коронованные особы. В этот же день Гортензия пригласила в свой замок Сен-Лё мать, брата и царя Александра. Александр поехал к Гортензии. Шок от этого поступка трудно вообразить, а уж тем более описать. Но, похоже, русский император был вполне солидарен с Наполеоном, который говорил: «Меня мало задевают пересуды обо мне парижан: они сходны с надоедливыми мухами, которые только и делают, что жужжат. Мнения их подобны тому, как ежели бы обезьяна взялась судить о метафизике». Пройдёт не так уж много времени, и приспешники Бурбонов припомнят Гортензии это происшествие. Ей придётся покинуть не только Сен-Лё, но и Францию…
А в тот памятный день она предложила гостям покататься. Было холодно и сыро, и Жозефина простудилась. На следующий день она уехала в Мальмезон. Там сразу пригласила личного врача, доктора Оро. Он успокоил больную: это всего лишь насморк. И, что совершенно необъяснимо (если, конечно, не подозревать злой умысел), дал ей рвотное и прочистил желудок. Поразительное стечение обстоятельств: через семь лет точно так же будут «лечить» Наполеона. Она сгорела за несколько дней. Гортензия не отходила от умирающей матери.
Потом она вспоминала: «Однажды он [33] сказал моей матери, что если б он думал только о своём благе, то предложил бы нам дворец в России, да только мы не найдём там такой красоты, как в Мальмезоне, да и её хрупкое здоровье не перенесёт суровости тамошнего климата». Кто знает, может, и перенесло бы… А вот не слишком суровая французская весна 1814 года – погубила. Или дело было не в погоде? Или, как предполагают некоторые историки (об этом я уже писала), Жозефину отравили? Этого мы никогда не узнаем.
Сразу после похорон представитель русского государя генерал-губернатор Парижа граф Фабиан Вильгельмович Остен-Сакен сообщил всем собравшимся в Мальмезоне, чтобы почтить память покойной императрицы, что Его Величество последние тридцать шесть часов своего пребывания в Париже посвятит заботам о принце Евгении Богарне и его сестре Гортензии.
Александр, действительно, не оставлял приёмных детей Наполеона своими заботами. Участники Венского конгресса были обескуражены, наблюдая, как российский император демонстративно прогуливается по коридорам конгресса и по парку, положив руку на плечо Евгению. Этим он публично подтверждал: брат и сестра Богарне – под его покровительством и защитой.
Но 23 января 1815 года глава австрийской полиции барон Хагер сообщил императору Францу что его люди перехватили секретную депешу Гортензии к Евгению. Депеша содержала список французских маршалов, остававшихся преданными Наполеону, и данные о численности войск под их командованием. Разумеется, об этом не без злорадства доложили и российскому императору. Он не придал доносу значения. Не исключено, что видел в нём происки врагов Бонапарта, а значит и семейства Богарне, решивших во что бы то ни стало испортить его отношения с Гортензией и Евгением.
Он отвернётся от Гортензии, в которой уже привык видеть друга, только после того, как она, не скрывая восторга, встретит бежавшего с Эльбы отчима. Надо сказать, отвернётся напрасно: не так уж много приходилось ему встречать людей, не способных на предательство.
А Гортензия, полагая, что её с русским царём связывает искренняя симпатия, не зависящая от политических перемен, написала ему письмо (основываясь на инструкциях Наполеона), в котором убеждала Александра, что французский император желает вновь стать другом и союзником России. Письмо было оставлено без внимания.
В мемуарах Гортензия подробно описывает последний визит отчима в Мальмезон, где, пока он был на Эльбе, умерла Жозефина. Гортензия проводила его на могилу матери. Потом он долгие часы провёл один в комнате Жозефины. Потом они пообедали вдвоём, и Гортензия (в который раз!) убеждала отчима связаться с царем Александром. Убеждала, что тот продолжает относиться к свергнутому императору с неизменным уважением. Вспоминала, как однажды, вернувшись от Людовика XVIII, он рассказывал ей и матери: «Как изменился Тюильрийский дворец. Прежде ведь обитал в нём великий человек, а ныне!..»
Гортензия верила, что Александр, который совсем недавно был так дружен с её матерью и с нею самой, если к нему обратиться должным образом, сможет и захочет помочь. Но после того, как русский царь проигнорировал его сообщение о заговоре союзников, надо сказать, исключительно подлом заговоре, свергнутый император писать Александру больше не стал. В тот вечер Гортензия отдала отчиму свои драгоценности: он крайне нуждался в наличных деньгах.
Наверное, он думал и о ней тоже, когда печально говорил на острове Святой Елены: «Вы хотите узнать, надёжны ли ваши друзья? Для сего надобно оказаться в несчастии».
Наполеон. Первое изгнание