Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года

Историк Жюль Мишле когда-то писал: «Скажите, если вы несчастны, где вы будете искать убежище и утешение у природы? Я поеду в Фонтенбло. А если вы очень счастливы? Я поеду в Фонтенбло».

Из многих прекрасных дворцов Франции Наполеон больше всех любил Фонтенбло (император имел возможность выбирать). Но это – когда был счастлив. Теперь он несчастен. Как никогда. Здесь, в Фонтенбло, он подписал акт об отречении от престола. Здесь попытался умереть. Смерть не приняла его. Видно, решила: ещё не время… Она давно противилась его попыткам.

Вообще самоубийство он всегда считал проявлением слабости. Но с некоторых пор многие заметили, что он ищет смерти, но не малодушной смерти от собственной руки, а гибели как бы случайной, но по сути-то она всё равно была бы самоубийством, пусть и замаскированным. В первый раз его попытку умереть заметили после гибели Дюрока. Его отчаяние было понятно: он потерял самого близкого человека. Но то, что он сел на пень и долго сидел неподвижно, вполне осознанно став живой мишенью для летавших вокруг и косивших людей осколков снарядов, все расценили одинаково: он ищет смерти.

Он начал подвергать себя смертельной опасности без всякой нужды. Если раньше бросался в гущу боя, когда это было необходимо, когда только это могло поднять боевой дух его солдат, то теперь рисковал совершенно напрасно. В 1814 году он поступал так настолько часто, что в значении его поступков уже невозможно было усомниться. В одном из последних сражений (при Арси-сюр-Об, 20 марта) он направился к месту, которое противники обстреливали непрерывно. Огонь был таким плотным, что уцелеть там было невозможно. Генерал Реми Жозеф Эксельманс бросился за императором. Генерал Франсуа Орас Себастьяни его остановил [34] . Оба эти генерала заслуживают самого доброго слова хотя бы потому, что не стали предателями, оба после Ватерлоо подверглись гонениям, но через некоторое время их снова призвали в ряды французской армии, поняв, что они незаменимы. Так вот, Себастьяни крикнул Эксельмансу: «Оставьте его! Вы ведь видите, он делает это нарочно, он хочет покончить с собой!» Но это оказалось не так-то просто: ни ядра, ни картечь Наполеона не брали. А сам он оборвать свою жизнь не хотел. Не мог? Не решался? Или был убеждён, что неуязвим?

А ведь возможность покончить с собой у него была с зимы 1812 года. Тогда, после сражения под Малоярославцем, когда ему грозила реальная опасность попасть в плен, потребовал, чтобы доктор Юван дал ему сильнодействующий яд. С тех пор пузырёк с опиумом он хранил в несессере, с которым никогда не расставался. 11 апреля, через пять дней после отречения, он открыл пузырёк… Начались страшные мучения. Предчувствуя что-то ужасное, в спальню без разрешения вошёл Коленкур. Наполеон отвергал все попытки помочь.

Но и теперь смерть не приняла его… Он никогда не повторит попытки самоубийства и никогда не станет говорить о том, что случилось в Фонтенбло. Здесь, в любимом дворце, он не сразу, но всё же пришёл в себя. Отсюда ему предстояло отправиться в изгнание – в неизвестность.

20 апреля он должен был проститься с самыми преданными, самыми верными – со Старой гвардией. Они не хотели расставаться со своим кумиром. По договору с ним должны были поехать на Эльбу четыреста человек, потом победители уступили просьбам (не Наполеона – гвардейцев), разрешили, чтобы поехали шестьсот. Но отобрать такое малое число из добровольцев оказалось невозможно. Разрешили сопровождать бывшего императора тысяче солдат и офицеров. Вот с теми, кто не попал в счастливую тысячу, ему и предстояло проститься.

Он спустился по знаменитой двойной лестнице, по которой столько раз спускался и поднимался уверенной походкой человека, знающего, что так будет всегда… И вот теперь – в последний раз. Чего стоило ему выглядеть по-прежнему уверенным и спокойным… Ряды гвардейцев, выстроившихся вдоль дворца, сливались в какую-то странную радугу: синее, алое, белое, чёрное, красное. Только спустя минуты он начал различать: синее – это мундиры, алое – отделка, белое – погоны, чёрное – высокие медвежьи кивера, красное – султаны над ними. И только потом увидел глаза… Сначала он смотрел в эти глаза и не мог вымолвить ни слова. Наконец… Он начал совсем тихо. Но постепенно голос набирал силу: «Солдаты Старой гвардии, я сегодня прощаюсь с вами. Двадцать лет я неизменно видел вас идущими по пути чести и славы. Вот и недавно, как в те времена, когда дела шли хорошо, вы были примером храбрости и верности. С такими людьми, как вы, наше дело – не проиграно, а война – не закончена. Но она грозит стать гражданской, а это принесёт Франции новые страдания. Поэтому я пожертвовал нашими интересами во имя интересов Родины. Я оставляю вас, друзья мои, продолжайте служить Франции. Я не мыслю ни о чём, кроме блага Франции, и всегда буду его желать. Не жалейте меня: раз я выбрал жизнь, я сделал это, чтобы продолжить служение вашей славе. Я хочу описать великие дела, которые мы совершили вместе. Прощайте, дети мои! Я хотел бы каждого прижать к сердцу, но, по крайней мере, я поцелую ваш флаг».