Вот на эту последнюю фразу стоит обратить самое пристальное внимание. С Наполеоном на Эльбу отравляется тысяча (!) лучших воинов Европы (это не преувеличение, они доказали это в боях), так неужели они не смогут защитить своего кумира и от разъярённой толпы, и от коварных убийц? Оказывается, они прибудут на остров позднее, а пока – на почтовых… Даже если допустить, что ехать на почтовых практически без охраны захотел сам Наполеон, как можно было это разрешить? Как тут не заподозрить заговор?
Из того, что произошло дальше, очевидно: если бы не Шувалов, жизнь Наполеона могла (должна была) оборваться на семь лет раньше, чем это случилось.
8 апреля 1814 года они спускались по той самой двойной любимой лестнице императора. Он взглянул на Шувалова и спросил: «Что это за медаль, которую вы носите?» «В память счастливого исхода войны 1812 года. Государь тоже её носит, ваше величество». Бонапарт окинул русского генерала тяжёлым взглядом и ничего не сказал. Потом, в первые дни пути, он был с Шуваловым холоден. И больше ни одного вопроса.
Сначала их кареты встречали цветами и криками: «Да здравствует император!»
Но ближе к югу всё изменилось: сначала вместо цветов – угрюмое молчание, потом – проклятья. В дороге произошла встреча, которая вызвала у Шувалова сочувствие и горечь. К остановившейся у переправы через реку карете Наполеона вдруг подошёл Пьер Франсуа Шарль Ожеро. Император вышел из кареты, дружески обнял маршала и целый час прогуливался с ним, оживлённо разговаривая. Шувалов понял: Наполеон не знает, что Ожеро его предал, перешёл на службу к Бурбонам. Более того, стараясь выслужиться перед новыми хозяевами (похоже, это у него было генетическое: Ожеро был сыном лакея и получил соответствующее воспитание) выпустил прокламацию, в которой обвинял императора, что тот не сумел умереть как солдат. Шувалов об этом знал. И дело не в том, как он относился к Наполеону. Он просто презирал предателей. Любых.
Но непредвиденная задержка в пути не была бесполезной. От проезжавших в сторону Парижа военных коммисары узнали, что жители некоторых городов и селений Прованса враждебно настроены к императору. Вскоре эти сведения подтвердились. В деревушке близ Авиньона Шувалову с трудом удалось отразить натиск толпы. Наполеон молчал. Казалось, не принимал проклятия и угрозы на свой счёт.
Пройдёт всего десять месяцев, и те, кто проклинали императора и готовы были убить, будут встречать его, сошедшего на берег после побега с Эльбы, восторженными криками: «Долой Бурбонов! Да здравствует император!» Вот оно, мнение народное…
А пока кареты царственного пленника и его сопровождающих приближались к городку Оргон. Ещё издали увидели толпу, окружившую виселицу. На ней раскачивался военный. Он был окровавлен. Когда подъехали ближе, увидели: это кукла, изображающая Наполеона. На животе можно было разобрать страшные ругательства в его адрес.
И тут толпа, озверевшая, опьянённая отнюдь не только ненавистью, метнулась к экипажам. Наполеона узнали и бросились ломать карету. Кричали: «Откройте дверцы! Вытащим его оттуда! Повесить его! Отрезать ему голову!» Дверцы кареты были закрыты на ключ и потому пока выдерживали осаду. Коммисары выскочили из своих карет. Генерала Келлера с лёгкостью отшвырнули. А вот могучего русского одолеть было не так легко. Можно было подумать, что он привык к уличным дракам, так точны были его удары. Но самым сильным оружием были слова. Он увещевал ополоумевшую толпу. Угрожал. Умолял. Кричал, что преступление тяжким грузом ляжет на их плечи. Что человек в карете и без того несчастен.
Нет, он далеко не сразу сумел подчинить толпу, но он отвлёк её внимание на себя, и ему удалось дать сигнал кучеру, чтобы тот гнал карету Наполеона вперёд. Толпа не сразу заметила исчезновение своей жертвы. А когда заметила… Тут на виселице мог оказаться уже Шувалов. Но пыл осаждавших заметно охладел. К тому же слово «русский» действовало успокаивающе. И вот уже проклятья сменились восторгом: «Да здравствуют наши освободители! Да здравствует великий Александр! Да здравствует король!»
Только выехав из Органа, Павел Андреевич осознал: будь дверцы кареты не заперты, промедли он, Шувалов, хоть несколько мгновений – сопровождать дальше было бы уже некого…
Догнав карету императора, граф обнаружил на его месте одного из кучеров. Наполеона не было. Оказалось, он переоделся в одежду кучера, вскочил в седло и умчался вперёд. Встретился Шувалов со своим «подопечным» в маленькой придорожной гостинице. Наполеон рассказал, что, открыв дверь, увидел хозяйку, которая воскликнула: «А, значит и Наполеон скоро приедет! Его увозят из Франции, но это опасно: он может вернуться. Несравненно лучше было бы убить его. Впрочем, ясно, уж коль скоро он будет на море, его утопят». «Обнадёживающая перспектива», – улыбнулся император.