– Взять их на болоте, в их берлоге, когда они отрядом, нету никакой возможности. Перекрывают единственную тропу – конец, к ним и на козе не подъедешь. Да, и не отряд страшен. Не будет Спиридонова, мужики сами по деревням разбегутся. Спиридонова одного брать надо. Или убить.
– Вы можете это сделать? – спросил Мокашев.
– Боюсь, в этих делах по сравнению с ним я – щенок.
– Ты не сравнивай, не твоего это ума дело – сравнения. Что надумал? – Кареев ласково потрепал Ганина по плечу и вернулся к стулу.
– Спиридонова брать на болоте надо, когда он один.
– А часто он один бывает? – быстро спросил Мокашев.
– Бывает. Распускает отряд по домам – кормиться, а сам один остается.
– Ганин, устройте так, чтобы я мог взять его! – потребовал Мокашев.
– Одни на один вам его не взять, Георгий Евгеньевич. Обложить надо командой, чтоб никак не ушел, а потом, что ж, и вам попробовать потягаться с ним можно.
– Что вам для этого нужно?
– Человечка одного на подмогу.
– Где я тебе человечка-то возьму? – разозлился Кареев.
– Есть уже, Валентин Андреевич. Внизу в дежурке сидит. Из спиридоновского отряда, и, как я понимаю, ваш знакомый.
Нехорошо было Егору стоять… перед двумя офицерами. А они долго изучали его.
– Замучился бедняга совсем, – нарушил молчание Ганин.
– Это ты молодец, что пришел к нам, – похвалил Егора Кареев, не понял я тебя тогда, на дороге. А сейчас, что ж, прощаю, живи, помогай нам. Мы за добро добром платим.
Мокашев поморщился – до того фальшив был кареевский тон.
– Устал я бояться, устал, господа офицеры, – виновато объяснил Егор.
– Мы отдохнем, мы отдохнем, – иронически (из «Дяди Вани») пообещал Кареев.
– Убежать бы мне куда! – помечтал вслух Егор.
– Поможешь нам, беги на все четыре стороны, – сказал Кареев.
– Не обманете?
– Моего честного офицерского слова тебе достаточно?
– Не знаю.
– А я знаю. Достаточно. Будешь действовать вместе с Саней.
– Александр, мне сильно помог. Рассказал я ему все, а он пожалел меня.
– Скажите, Егор, почему вы предали Спиридонова? – резко спросил Мокашев.
– Я не предавал, я не предавал. Устал я. Бояться устал.
Мокашев, осторожно огибая расставленные по комнате стулья, подошел к Егору и вдруг коротко и мощно ударил его под вздох. И не дав согнуться-с левой– в зубы. Егор сел на пол.
– Скотина! Мерзавец! – говорил Мокашев, разглядывая поврежденные пальцы своей левой руки.
– Ты, оказывается, Юра, предателей не любишь! – удивленно догадался Кареев.
– Да все врет он, стервец! – сказал Мокашев и брезгливо посмотрел на Егора. – Он Спиридоновым подослан.
Егор сидел на полу и размазывал по разбитой своей физиономии слезы и кровь.
– Вы, Георгий Евгеньевич, зря волнуетесь, – улыбаясь, успокоил Мокашева Ганин, – Егор мне про спиридоновскую невесту рассказал. Про Алексееву Анну Ефимовну, учительницу. Она сейчас в городе живет. На Дворянской, в тридцать шестом номере.
Сказав это, Ганин повернулся к Егору и добавил:
– Так что, Егор, к Спиридонову теперь тебе дороги нет.
И тогда Мокашев ударил Егора носком сапога по ребрам. Егор завалился на бок.
Вот теперь поднялся Кареев.
– Ну, хватит, – он подошел к Егору, сказал ласково, – вставай, не бойся. Он больше не будет.
– Больно, – пожаловался Егор, вставая.
– Терпи, казак, атаманом будешь, – утешил Кареев и сделал знак Ганину. –
Тот подхватил Егора под руки и помог выйти.
А Кареев обернулся к Мокашеву и сказал ласково:
– Зачем же так жестоко, Юра? Жалеешь комиссара, ну и жалей на здоровье. Сокрушайся, горюй, но рукам воли не давай.
На стук вышел сам портной Алексеев. В светлом костюме, в сером котелке, явно прибранный, он, видимо, собирался уходить из дома.
– Простите, – обратился к нему Мокашев. – Мне необходимо срочно сшить новую шинель. Холодовские порекомендовали обратиться к портному Алексееву. Вероятно, что вы – Алексеев?
Помедлив немного (очень хотелось отказать), Ефим Иванович распахнул дверь и пригласил:
– Прошу.
Пропуская Мокашева, он с тоской осмотрел его. Погоны. Шашка на боку и пистолет в опрятной кобуре. Такому не откажешь. В большой комнате – мастерской, Мокашев с удивлением увидел обширнейший и совершенно пустой низкий стол. Ефим Иванович поймал его взгляд и объяснил тотчас:
– У меня все купцы шили. А чтобы поддевку построить – Зингером не обойдешься. Поддевка – вещь ручной работы. Для этого и стол. Так я слушаю вас, господин офицер.
– К понедельнику мне нужна новая шинель. Сукно и цена – ваши. Меня все устраивает. Договорились?
– Должен огорчить вас. К моему большому сожалению эту неделю я не смогу работать. Совсем. Я очень занят другими делами. – Ефим Иванович, оказывается, очень переживал, вспотел даже.
– Значит никак? – без интереса огорчился Мокашев и в ожидании портновских объяснений еще раз осмотрел мастерскую.
– Всей душой… Но не могу, – почти пропел Ефим Иванович и развел руками.
– Папа, ты еще не ушел? – очень мило спросила Анна и, увидев в комнате постороннего и как бы смутившись, пролепетала добавочно: – Ах, простите!