Победитель. Апология

Играла музыка, и он не слышал, как ты вошел, а ты, пораженный увиденным, замер в дверях. Гирькин сидел перед включенным транзистором и время от времени, как кот лапкой, стукал его ладошкой по корпусу. Заинтригованный и несколько обеспокоенный, потому что аппарат был японский и обошелся тебе в круглую сумму, ты медленно приблизился. Поэт так был поглощен своим странным занятием, что не сразу заметил тебя, а когда увидел, — растерялся, принялся путано объяснять, что завтра его передача и он проверяет, не откажет ли эта штука. Ты заверил, что не откажет, он со смущенной улыбочкой покивал, соглашаясь, а вечером приволок из проката допотопный «Рекорд» — «на всякий случай», объяснил он с той же улыбочкой. Так и сидели вы все между двумя аппаратами, артисты читали стихи, а маститый поэт, который вел передачу, с упоением говорил за полторы тысячи километров от вас об удивительном таланте Анатолия Гирькина. Тот озабоченно внимал. На куполообразном лбу лежала внимательная складка.

Башилов утверждал — доверительно и с досадой на явную несправедливость, — что женщины не любят его да и попросту не относятся к нему всерьез. Именно этим объясняется, что у него почти нет любовной лирики, а если в некоторых стихах он и обращается к женщине, то лишь затем, чтобы простить ее или проститься с ней.

Она была пышнотела и жизнерадостна, как передовая доярка, снятая для доски Почета при полной площади освещения. Ослепительные зубы, блеск щек, из-под алого платья выпирают сзади пуговички бюстгальтера. И при всем том не выше его ростом, что, по утверждению Башилова, являлось наипервейшим условием успеха всего предприятия. Звали ее Аллой.

— Очень приятно, — произнес Гирькин и церемонно поклонился.

Алла взирала на него со смешливым любопытством. Мир рисовался ей ясным и праздничным, и столько презабавного было в нем — вот, например, этот уморительный поэт, который идет в полуметре от нее по вечернему благоухающему любовной истомой приморскому городу и чопорно рассуждает о медузах. Потом переходит к рыбам, которые, оказывается, живя в море, постоянно испытывают жажду, поскольку давление внутри их больше, чем снаружи. Исключение составляют акулы и скаты, в крови которых содержится мочевина, и поэтому… Пышущая молодым здоровьем женщина по имени Алла внимала этим ихтиологическим экскурсам с веселым недоумением. К свиданию с поэтом готовилась она, а поэты, как известно, страстны, нетерпеливы, развратны, дерзки — с ними держи ухо востро, но она тоже не лыком шита и сумеет поохладить его бешеный пыл. Однако никакого пыла и в помине не было, а вместо стишков, которыми она готовилась усладить свой слух, ей читают лекцию о каких-то скатах.

— Чему вы смеетесь? — подозрительно спросил Гирькин, на полуслове оборвав рассказ об африканской рыбе, которая видит хвостом.

— Я? — пойманная с поличным, несколько теряется Алла. — Нет, что вы! Очень интересно.

Но поэт замыкается и больше не произносит ни слова. В курзале, под сенью векового платана, на пеньках, приспособленных находчивым общепитом под ресторанную мебель, мрачно пьет сладенький мускат, в то время как его спутники и спутницы со смаком потягивают, звякая льдинками, оглушительный коктейль «Огненный шар». Тебе, который с благословения Башилова устроил это свидание, приходится провожать разочарованную Аллу до автобуса.

Но, будь это самоубийство, наверняка осталась бы хоть какая-нибудь записка. Иначе этот акт теряет всякий смысл.

Вот тут твоя позиция уязвима, и, предстань ты перед судом, обвинение непременно ухватилось бы за это. Почему теряет, спросило бы оно. И какой, позвольте узнать, может быть вообще смысл в этом? Кто дал право низводить поэта до уровня озлобленного и мстительного отщепенца, пытающегося, в малости души своей, отомстить миру хотя бы своей смертью?

С улицы донесся расхристанный марш, который на ходу выдувал оркестр городского Дома культуры.

— Нептун пожаловал, — с улыбкой ответил ты на иронически вопрошающий взгляд Ларисы.

Официантка с плохо скрываемым раздражением расставляла приборы. Был пик сезона, и она работала на износ.

— Как Нептун? — встревожился Гирькин.

— Нептун, — повторил ты. — И с ним тридцать три богатыря.

Музыка приближалась. Ударник как заведенный размеренно лупил в свои тарелки. Гирькин поднялся.

— Я сейчас…

Назад он не вернулся. На столе остались нетронутыми салат, почерневший, опавший цыпленок-табака и мороженое с вареньем, которое он неизменно заказывал себе вместо кофе.