Кого это он считает невезучим? Подумаешь, один раз погорел на излишней доверчивости. Больше такого не повторится. Годимир решил для себя, что отныне будет хитрым, как лиса, недоверчивым, как пуганый воробей… И там поглядим, кто кого!
Под телегой храпел во все горло Пархим. Должно быть, умаялся за день.
Тоже загадка. Как будто бы простой и понятный человек, а вот поди ты…
Когда они подъехали и расположились на ночевку, горшечник вдруг охнул и схватился за живот:
— Вот не вовремя припекло, сладкая бузина! За костром присмотрите?
— А то! — усмехнулся Олешек. — Ты надолго?
— Как повезет…
— Ладно, беги! Справимся. — Годимир пожалел ремесленника. — Что ты выпытываешь, Олешек?
— Крупа там, — махнул рукой напоследок Пархим. — Сало там… Ну, найдете, короче. Я побежал, сладкая бузина!
Он взял с места хорошей рысью и исчез в подлеске.
Олешек поковырял костер палочкой. Пожал плечами:
— Ты, пан рыцарь, готовить умеешь, а?
— Не «акай». Ну, вряд ли у меня хватит умения содержать корчму и кормить постояльцев, но на костре чего-нибудь сготовлю.
— Здорово… — с завистью потянул шпильман. — А я все никак не научусь.
Вода еще не успела закипеть, как подошли двое стражников, вооруженных алебардами. Седоусый крепыш с бычьей шеей и багровыми щеками, а с ним молодой парень с усами золотистыми, как спелая пшеница, и бровями, выделяющимися на загорелом лице, словно полоски на морде барсука.
— Кто такие? — сразу приступил к допросу старший. — С откудова? Зачем тут?
Годимир медленно выпрямился, расправил плечи:
— Рыцарь Годимир из Чечевичей герба Косой Крест. Странствую во исполнение обета.
— Да? — прищурился стражник. — Что-то не похож ты… это… на рыцаря.
— А на кого похож?
— А на бродягу.
— Гербовые рыцари они у-у-у какие! — прибавил младший, мотнув головой себе за плечо.
Словинец скрестил руки на груди. Ну, не станешь же драться с обычными стражниками, вчерашними кметями? Чести в том — кот наплакал. Впрочем, и пропускать обиду мимо тоже как-то не по-рыцарски…
— Зря ты так… — вовремя вмешался Олешек. Он встал рядом с Годимиром, приосанился, перекинул цистру так, чтобы отблески костра вовсю заиграли на ее обечайках. На стражников он глядел укоризненно и немного печально, словно отшельник-схимник, познавший некую высшую мудрость, на деревенских пьянчуг, словно добрый отец на заблудших, но вернувшихся все же к родному порогу сыновей. — Ты все обеты постиг, какие странствующие рыцари дают?
— Ну… это… — растерялся седоусый. Видно давно уже служил у короля и навидался всякого. А ведь и правда, паны рыцари, они немножко с прибабахом. Один дает обет мяса не есть, а только один творог. Другой не пьет пива, хотя от кваса тоже отказывается — вина ему подавай, да чтоб непременно загорского. Третий шлема никогда не надевает, даже в самом лютом бою. Четвертый… А четвертый, вполне может статься, дал обет странствовать пешком. И без оружия… Без оружия? Ну, это уж вряд ли. Что за рыцарь без меча и копья? Не рыцарь это вовсе. А так — плюнуть и растереть. Ибо, как говорится в старинной дразнилке-прибаутке: рыцарь без меча, что конская моча, брызжет, воняет, да никого не напугает.
— А ты сам-то кто таков? — пришел старшему товарищу на выручку молодой. — Почем мне знать, что не разбойник беглый?
Олешек откашлялся. Пробежал пальцами по струнам. Звучно провозгласил:
— Я шпильман, сиречь странствующий музыкант и поэт, Олешек из Мариенберга по прозванию Острый Язык. Хочешь, спою про тебя песню?
— Очень надо! — перекосился молодой, но тут же взялся за свое. — Чем докажешь, что шпильман?
— Мне, в отличие от пана рыцаря, за которого я, кстати, ручаюсь, гораздо проще доказать свою правоту.
— Это еще… — Получив от старшего локтем под ребра, молодой стражник запнулся и притих.
— Почему, хочешь ты спросить? — Музыкант взял подряд три сложных аккорда. Годимир заметил про себя, что не сумел бы так лихо выкрутить пальцы даже за поцелуй Марлены из Стрешина. — Да потому, что пану рыцарю, отстаивая свои права, нужно накостылять вам по шее, чтоб вы прочувствовали разницу между благородным воином, посвятившим искусству сражения всю свою жизнь, и вами, вчера еще телят пасшими с хворостинкой и без штанов. А мне же достаточно просто исполнить балладу или канцону. Ясно?
— Что-то ты говорливый чересчур. — Седоусый покрепче перехватил древко алебарды, поглядывая на рыцаря с подозрением — а ну как и вправду примется тузить их ни за что, ни про что?
— Погоди, Олешек, — Годимир решил брать переговоры в свои руки, а то как бы языкатый шпильман и впрямь не довел простую беседу до потасовки. С него станется… Когда начинает язвить, обо всем забывает. И об осторожности в первую очередь. — Я и вправду рыцарь. В двенадцатом поколении. Род веду из-под Быткова. Что до нынешнего бедственного моего положения, то смею тебя уверить, любезный, я его поправлю. И очень скоро.
— Да? — недоверчиво приподнял бровь стражник. — В шестом поколении… Вон, видел, как настоящие… это… благородные паны приезжают? Со слугами, оруженосцами и шатром… А не на телеге… Да, чья телега-то? Где хозяин?