Победитель, или В плену любви

Опустив глаза, он ослабил свою хватку, словно вдруг осознав, что напряжение в пальцах идет вразрез со словами.

— Обещаю настолько, насколько, по твоему мнению, стоит слово мужчины.

— Твое я ценю намного больше, — ответила она, улыбаясь со слезами.

Прежде чем он успел ответить, вошла матушка Гортензия. Она запыхалась от подъема по лестнице и колыхалась, как качели.

— Я сказала: отнеси ей бульон, а не оставайся на ночь. — Она покачала указательным пальцем перед Александром. — Теперь ты должен уйти. У меня и госпожи женские дела.

Чувствуя себя ребенком, пойманным на воровстве пирогов в дверях булочной, Александр поднялся и, естественно, незамедлительно встал во весь рост над матушкой Гортензией. Ничуть не испугавшись, она пронзительно посмотрела на него.

— Я отвозила на рынок быков побольше тебя, — сказала она. — Да и, наверно, мозгов у них было тоже побольше. — Она подтолкнула его. — Иди-иди, твой сын постоянно спрашивает о тебе. Говорит, что ты обещал научить его владеть мечом.

Она щелкнула языком, выражая тем самым, что думает об этой идее.

— И не смотри на меня так. Как только я увидела его, я поняла, что он твой.

Александр и Манди обменялись печальными взглядами. Наклонившись, он поцеловал щеку любимой.

— Господи, какая бы могла получиться из нее теща, — пробормотал он.

— Что ты сказал? — матушка Гортензия чуть подалась вперед, с подозрением глядя на него.

— Я сказал, что ради Манди я лучше уйду, — ответил Александр с невинным выражением. Повернувшись, он шагнул вперед и поцеловал старушку в сухую жесткую щеку.

— Миледи, — сказал он и подошел к занавесу. — Мне нужно ехать в Орбек завтра, но я вернусь забрать вас до праздника св. Михаила… обещаю.

Поклонившись, он вышел.

Женщины прислушивались к его шагам по лестнице и к его голосу, когда он разговаривал с Флорианом внизу. А Гортензия нежно погладила свою щеку.

— В последний раз мужчина поцеловал меня на празднестве, когда мне было тридцать пять, — сказала она. — Да и то не был таким красивым, как твой.

Она опустила руку и проковыляла к кровати.

— Ты останешься с ним?

Манди втянула нижнюю губу.

— Думаю, да.

— И думать не надо, — высказала матушка Гортензия свое мнение и сняла простыни. — Не могу понять, почему вы не вместе сейчас. Так, посмотрим-ка.

Пока матушка Гортензия смотрела на количество потерянной крови, Манди вкратце рассказала ей о своей жизни на ристалище, о встрече с Александром и о причине, по которой они расстались.

Матушка Гортензия подвигала беззубым ртом.

— Да, доверие очень легко предать, — проницательно сказала она, — однажды потеряв его, очень трудно восстановить и простить. Но вы оба были слишком молоды, вам нужно было еще многому научиться.

— Он говорит, что с тех пор не был с другой женщиной.

— Ты веришь ему?

Манди нахмурилась, пробираясь сквозь дебри своих мыслей.

— Да, — сказала она после короткой паузы. — Александр никогда не лгал мне, иногда, возможно, сглаживал правду или держал за зубами язык и выглядел невинно, но никогда не лгал.

Она взглянула на старушку.

— Было бы глупо думать, что он дал обет безбрачия потому, что никакая другая женщина не могла удовлетворить его. В этом нет вины. Ни он, ни я не смогли остановиться, когда пришло время, но я была более невинной. Он знал, к чему это приведет.

— Да, кажется, что вы оба заплатили за это, — сказала матушка Гортензия. — Пора бы уж ранам зарубцеваться. Шнурок можно уже снять. Кровотечения не должно быть больше, чем обычно во время месячных. — Она дотянулась до узла на «поясе святой» и начала распутывать сложные петли и узлы, которые, как гласило поверье, уменьшают кровотечение.

Манди скривилась в ответ на упоминание Гортензией «оплаченной цены». Слова эти, как насмешка, вновь и вновь приходили ей на ум.

Повитуха сняла узел, сложила его вдвое, потом еще вдвое, закрепила концами и снова завязала сложный узел. Перекрестив шнур, она отложила его, а из тканого мешочка, висевшего у нее за спиной, она достала множество разнообразных предметов.

— Тебе не стоило бы спать с мужчинами, пока не вылечишься. Я знаю, что ты не собираешься пускать мужчину в свою кровать или подпускать к своему телу, даже такого дорогого тебе, как этот молодой человек внизу, — но, как ты сама сказала, ты не смогла контролировать себя, когда настал момент. И, конечно же, ни одному живущему мужчине нельзя доверять, даже в момент блаженства.

Манди была слишком удивлена словам матушки, чтоб протестовать против них, а вещи, которые достала матушка Гортензия из мешочка, стали апофеозом ее удивления. Среди них был кусочек сырой шерсти, половинка лимона — этот фрукт она знала, его иногда использовали в качестве украшения кубков за королевским столом; также присутствовали и четки, окрашенные в три цвета, переходящие от одного к другому: красный, желтый и синий. Манди пристально глядела на все это, ей стало интересно, не атрибуты ли это какого-то темного заклинания. Конечно же, матушка Гортензия была похожа на ведьму…

Старушка сначала взяла в руки пучок шерсти.