Победитель Хвостика

Токо была у нее мечта. Намаялась деваха с этой картошкой — хоть волком вой. И день и ночь полола, а сорняк лезет как окаянный, никакого сладу нет. И стала думать Бобриска. Есть же на земле города большие, где самолеты летают, во дворцах для народа кажен день кинопередвижка хронику крутит, танцы, опять же институты, а там-то люди нашенским не чета, светлые головы, все в очках. Да неуж нельзя картошку такую вывести, чтобы разом без сорняку, на­чисто? Можно, да токо некому. У профессоров забот и без того по горло: вся страна, почитай, на них. По­советовалась тогда Бобриска с учительшей и реши­ла: кончит школу и надо в город подаваться. Поучит­ся там Бобриска, ума наберется, вернется в Коровяк и тогда новую картошку посадит, чтоб без сорня­ку. Вот ночь за ночью по небу проходит, а в окошке у Бобриски керосинка коптит — учится Бобриска.

А как время подоспело, аттестаты в школе розда­ли, так пошла Бобриска к председателю колхоза Вась­ке Дегтяреву и стала в город проситься. Долго тот мялся, но потом и говорит: «Ладно, егоза, все одно вас, молодых, на месте не удержать. Видно по всему, быть мне последним жильцом в Коровяке. А как помру, опус­теет деревня и сделают па ее месте водохранилище. Не останется от нас следа, будто и не было вовсе... Езжай, чего уж, казнить, что ли, тебя, коли к жизни, к людям тянешься, как молодой росток...» Отвернулся и типа как слезу со щетины смахнул, а может, и по­чудилось Бобриске.

Собирали ее всей деревней. Бабы воют, мужики по­кряхтывают, ну точно покойница. В мешок холщовый сунула Бобриска пожитки свои немудрящие, книжки да карандаши, а дедко Кондрат тайком гимнастерку свою боевую положил. Туда же напихали Бобриске сала шматок, крынку молока, огурчиков солененьких, кар­тошку, опять же в мундире, в газету завернутую, лу­ку с чесноком, варенъев, грибочков, осетрюгу здоровен­ную и кабанью ногу. Козьма-гармонист шкалик само­гона-первача упрятал — а что, баба взрослая уже, осьмнадцатый годок, почитай, пора знать, чем гостей встречают, чем провожают. Завязали мешок, сверху валенки прикрутили да расцеловали напоследок. Три­жды отвесила поясной поклон Бобриска родным про­сторам, села на подводу, которую по такому поводу председатель выделил, да за сорок верст и двинулась на станцию.