Марек подхватил ее на руки и быстро выбежал на дневной свет. Девушка, бессознательным движением испуганного ребенка обняла его руками за шею, так крепко прижавшись к нему всем телом, что он, неся ее, чувствовал сквозь холщовую блузу волнение ее маленькой, теплой и крепкой груди и громкий стук сердца. Была минута, когда кровь ударила ему в виски, он сильнее прижал ее к себе и коснулся губами душистой, похожей на золотой цветок головы — он чувствовал тепло ее лба и нежное прикосновение тонких волос к пересохшим губам…
Дневной свет обрушился на них золотой волной… Марек опомнился и поставил девушку на ступени. Она приоткрыла как будто еще сонные глаза: легкая дрожь пробежала по ее телу и разрумянившемуся лицу…
День уже клонился к вечеру. Марек, идя вместе с девушкой вдоль морского побережья, хранил молчание. Они прошли поселение и последние теплые озера с постоянно поднимающимся над ними паром, вступив на опустевшую возвышенность, где еще недавно поднималась грозная башня Авия. Теперь здесь были только руины и несколько обгоревших балок среди развалившихся стен — в обширном и роскошном некогда саду буйные сорняки хозяйничали вокруг сухих деревьев, поломанных во время сражения и втоптанных в грунт победителями. Теперь здесь была заброшенная пустошь, место, которое считалось проклятым, поэтому никто не отважился что-либо здесь построить.
На голом возвышении, рядом с развалинами, уселся Марек и долго смотрел на город, расстилающийся внизу у его ног и позолоченный лучами заходящего солнца. Ихезаль тихо прилегла у его колен, обратив задумчивые глаза на огненный шар солнца, медленно клонящегося к горизонту.
Вдруг Марек вздрогнул и посмотрел на девушку.
— Разве ты не хочешь выйти замуж за Ерета, прежде чем вечером он отправится в поход? — неожиданно спросил он, нарушая удивительную тишину места и времени.
Ихезаль медленно подняла на него большие, черные глаза, еще полные солнечного блеска, который заливал их горячим, золотым заревом…
— За Ерета? — повторила она, как будто не поняв вопроса.
Потом усмехнулась и покачала головой.
— Нет! Ни за него и ни за кого, ни теперь, ни после! Никогда!
Веки с длинными ресницами до половины прикрыли ее глаза, в которых угасал солнечный свет, пурпурные губы задрожали…
Марек отклонился назад и лег навзничь, положив голову на сложенные руки. Он смотрел в чистое небо, залитое вечерней зарей.
— Все-таки это удивительно, — сказал он через несколько минут, — я прилетел сюда и сегодня отправлюсь в поход на шернов истреблять их в их собственной стране, на их собственной планете. Потому что люди хотят тут жить… Потому что шерны слабее, и не отправились тысячу лет назад на Землю, и не сделали нас своим скотом… И какое, какое я имею право это делать? И какое право есть у вас?..
Он замолчал и принужденно засмеялся.
Ихезаль удивленно смотрела на него.
— Господин?..
— Да, да, знаю! Ты говорила мне! Благословение идет с Земли, и священно все, что с нее приходит. Священны убийства, священен этот вред и разбойничество… И даже эти кандалы…
Он почувствовал, что говорит вещи, которые совсем не сочетаются с его действиями, и замолчал, не закончив предложения.
— Ты светлый, господин мой! — тихо прошептала Ихезаль глядя на него влюбленными глазами.
Где-то внизу в городе залаяли собаки, потом послышалось протяжное хоральное пение… Издали его было слышно, поэтому казалось, что это поет сам воздух, волнующийся и звонкий…
Солнце было огромным и красным, оно низко висело над далекой, почерневшей равниной… От моря уже веяло предвечерним холодом.
Марек поднялся и сел.
— Пойдем, — сказал он.
Девушка лениво пошевелилась.
— Как скажешь, господин…
Она подняла руки, чтобы собрать рассыпавшиеся волосы, но их сыпучее золото выскальзывало из ее дрожащих пальцев и в солнечном свете сверкало на плечах, на шее, на лице… Она бессильно опустила руки. Голова ее отклонилась назад, почти касаясь груди Марека. Она побледнела и прикрыла глаза.
— Ты Бог, господин мой? — тихо и сонно прошептала она.
Марек почувствовал, как висок девушки нежно коснулся его губ…
Внизу — где-то на побережье, далеко, послышался резкий звук трубы. Марек одним прыжком вскочил на ноги. Девушка с тихим стоном упала к его ногам, но он уже смотрел на город, на море. Труба зазвучала снова, ее звук далеко разносился в вечерней тишине.
— Уже пора, — сказал Марек. — Вызывают моих солдат.
Он склонился и поднял лежащую девушку.
— Ихезаль, послушай, если я не вернусь…
Она смотрела ему в глаза.
— Ты светлый и как огонь облетишь лунную планету! Море тебя понесет и ветра, громы пойдут за тобой; страх будет твоим предвестником. Те, которые погибнут, будут благословенны, что погибли при тебе, те же, которые выживут, будут кричать: «Слава Победителю…» А я…
Голос ее замер в груди, она беззвучно пошевелила губами — и неожиданно разразилась судорожными рыданиями.
Труба прозвучала в третий раз: теперь вызывали Победителя, чтобы он повел свое войско в путь.
III