Победитель турок

Но вдруг их песня умолкла, а может, просто заглохла в том шуме, что возник у поворота в долину и становился все оглушительнее; спустя короткое время из-за выступа холма показались и виновники этой ужасающей сумятицы заглушавших друг друга звуков: впереди бешено мчалось стадо волов и табун лошадей, а вслед за ними галопом скакали турецкие всадники в пестрых тюрбанах и, дико вопя, гнали скот. Впрочем, это было не столь уж трудно, узкая долина не позволяла животным разбегаться по сторонам; кони и волы, топча друг друга, неслись вперед, как позволяла дорога, но турки, должно быть находя в том удовольствие, все же так орали и шумели, что содрогались холмы. У них были причины радоваться: в свой лагерь за Трипольем они возвращались с доброй добычей. Остриями кривых сабель турки то и дело кололи зады волов поленивее, да так, что от поощрительных этих уколов брызгала кровь и животные ревели от боли. Потом турки затеяли состязание — кто срежет одним махом самую толстую ветку с придорожного дерева или куста. Особенно похвалялся, и не без причины, толстобрюхий воин с длинной бородой, гарцевавший в первом ряду. Вот он остановился у одного дерева, указал на ветку толщиной в руку, поплевал на ладони и изготовился к удару. Остальные окружили его, галдя и жестикулируя; теперь никто не обращал внимания на гурт, отогнанный далеко вперед. Турок чуть приподнялся в седле, отвел назад саблю в закинутой над головою руке — при этом живот его выдался вперед, чуть не придавив коню голову, — и с силой саданул по ветке. Однако широкий клинок, прорезав твердую древесину лишь до половины, застрял в ней, и как ни дергал турок заклиненную саблю, вытащить не мог. Грянул злорадный смех, но тут же и оборвался, сменившись криками ужаса: впереди стада, едва в ста шагах от турок, из ущелья, сбоку впадающего в долину, показался конный отряд воинов-христиан. Не противника испугались турки, — они не раз уж встречались с ним и умели храбро за себя постоять, — тут было иное: когда, крича, бранясь и подбадривая друг друга, христианские воины заступили путь стаду, животные шарахнулись от них, сгрудились и, перепуганные, хлынули назад. А христиане старались напугать их еще больше, не только крича и вопя истошно, но вдобавок пуская в них стрелы. Острые стрелы впивались в шкуры волов, в коней, и те с ревом и ржаньем, топча друг друга, единой мощной лавиной ринулись назад. Турки пытались спастись и с воплями ужаса, отталкивая друг друга, изо всех сил стегали своих лошадей, но лошади, ошеломленные ревом преследуемого стада, никак не желали взбираться на крутизну. Спасения не было: стадо мчалось во всю ширину долины, так что отступить, посторониться было некуда. Один отряд сделал попытку уйти от стада, пустив лошадей в галоп, но животные так осатанели, что даже ленивые волы не отставали от самых быстроногих коней. Сбившихся в кучу турок затоптали на месте, тех, кто бежал, догнали у поворота; спастись удалось лишь нескольким. Громадина турок до последней минуты тщился вызволить свою саблю, быть может, надеялся выступить с нею против животных, — он так и остался лежать на земле, раздавленный, в крови, но с крепко сжатым кулаком, словно сжимая оружие… От бешеного галопа сотен животных гудела долина, ей вторили эхом холмы.

Христианские воины преследовали немногих бегущих турок с веселым гиканьем, посылая им вдогонку густой дождь стрел. Один, соскочив с лошади, улегся на земле, установил длинноствольную пищаль на двурогую деревянную подставку и хотел выстрелить, но не успел даже паклю поджечь, как и те считанные турки, которым удалось спастись, и стадо уже исчезли за поворотом. Прочие христиане, видя, что преследование напрасно и бесполезно, окружили витязя, возившегося с пищалью, и весело язвили:

— Может, вернуть их, чтоб было в кого пулять?

— Покуда нагоним их у Блугоба да назад завернем, он как раз и изготовится.

— А что! Поставим сюда турка — может, и сумеет поранить!

— Да только прежде бы стрелой нехристя подшибить, чтоб не убег…

Витязь с пищалью сердито притушил о сырую траву разгоревшуюся тем временем паклю и зло огрызнулся:

— Себе в зад стрелу пусти, веселости-то, чай, поубавится…

Солдаты весело смеялись над гневной вспышкой незадачливого стрелка и еще азартнее дразнили его. Казалось, они не замечали, как вокруг них от крови затоптанных людей и животных, от рваных лохмотьев мяса становится красной зеленая трава. Не всех турок затоптало насмерть стадо; те, кто был еще жив, катаясь от ужасной боли, охая и стеная, взывали к своему богу о помощи.

— Аллах! — шептал один, истомленный смертельной жаждой.

— Аллах! — вопил другой, судорожно пытаясь приподнять с земли рассеченное лицо.

Некоторые воины-христиане принялись бродить по долине, чтобы ударом сабли или стрелой, пущенной с близкого расстояния, подарить врагу милосердную смерть. Другие, неутомимые шутники, подговаривали витязя с пищалью застрелить хотя бы умирающего, но тот и разговаривать с ними не пожелал, встал с земли и, вскинув свое массивное орудие на плечо, сел в седло.