– Да Пекин весь усыпан кофейнями! Не поверишь, но тут как раз все плохо с чаем. Точнее, не с самим напитком, а местами, где его можно найти. Как правило, это специально отведенные заведения, где к чаю относятся со всеми серьезностью, ответственностью и любовью. Их встретишь далеко не на каждом шагу. Так что если захочешь чаю, то нужно либо искать такие места, либо чайные магазины, и заваривать чаек самой. А вот всевозможного кофе тут навалом. Кстати, мы как раз движемся в направлении моей любимой кофейни. У меня даже сформировалась маленькая традиция: если останавливаюсь в каком-то большом городе, всегда выпиваю там чашечку.
– Только не говори, что это «Старбакс», – хихикнула я.
– Он самый. А что? – удивился моей реакции Никита.
– Обычно его завсегдатаи – творческая молодежь, любители артхаусного кино, альтернативной музыки и прочего сомнительного современного искусства, – всякий хипстерский бомонд, если коротко. Ты скрываешь от меня свои тайные увлечения? – продолжала я подначивать Никиту.
– Признаться, – да. Знаю, что слишком стар для «Старбакса», – сделал он наигранный печально-усталый вид, – но я не могу идти против своего творческого начала, – продолжал манерничать напарник. – А вообще у тебя крайне устарелое представление о целевой аудитории этой милой кафешечки. Возможно, какое-то время подавляющая часть посетителей представляла собой именно то, о чем ты говорила, но потом о модных тенденциях, как всегда, с запозданием, прознали молодящиеся стариканы типа меня и тоже начали там тусить, – иронизировал Никита.
– А сколько лет молодящемуся старикану типа тебя? – поинтересовалась я.
– Тридцать два.
– Ну, молодиться у тебя получается. Думала, что двадцать восемь.
– Извини, про твои цифирки я знаю, но ты тоже выглядишь гораздо моложе. Поверь, это не ответная лесть, – сказал Никита и неожиданно взял меня за руку. – Помню, что обещал больше тебя не трогать, но ничего не могу с собой поделать. Я готов к любым последствиям: ударам, царапинам, крикам, истерикам – ко всему. Так что можешь меня не жалеть.
– Ты, кажется, забыл, что Вадим Евгеньевич просил нас обходиться без жертв.
– Вообще-то ты сама виновата. Нечего было так классно выряжаться. Нужно было оставаться в том спортивном костюме и не выпускать бутерброд с колбасой изо рта, тогда бы я точно к тебе не приблизился, – сказал Никита и сделал паузу в ожидании моей реакции.
Я с недовольным лицом попыталась высвободить свою руку, но он лишь сильнее ее сжал, притянул меня к себе и, засмеявшись, обнял за талию:
– Таня, я же шучу! Не поверишь, но именно в том виде ты меня первый раз очаровала и продолжаешь это делать.
Я поймала себя на мысли, что буквально наслаждаюсь его спокойным приятным голосом, в котором так мягко и ненавязчиво чувствовалась мужественность, но в данном случае было важно не только как, но и что он говорит.
Тем временем, помимо Никиты, меня не переставал очаровывать Пекин. Мы шли по нешироким многоярусным улочкам, незаметно переходящим в мостики, светло-серого цвета, идеально проложенным среди однотипных белых высоток, щедро усыпанных большими окнами. Это сочетание светлых монохромных тонов и обильного панорамного остекления зданий с ультрасовременными архитектурными решениями создавало впечатление, что мы находимся в компьютерной модели города будущего, но никак не в самом городе. Ощущение нереальности усиливали идеально вписывающиеся по стилю минималистичные «парящие» за счет продуманной подсветки лавочки и клумбы для деревьев, окруженные маленькими клочками ровного зеленого газона. Вокруг царила абсолютная новизна каждой детали, и это все содержалось в образцовой чистоте. Местами улочки-мостики пересекались или пронизывали здания насквозь. Судя по всему, в новостройках располагались как офисы, рестораны, магазины, салоны красоты на нижних этажах, так и квартиры. Строения были пестро облеплены разноцветными баннерами и мигающими или просто светящимися табличками с иероглифами.
– Где мы находимся? – спросила я.
– Это Jianwai SOHO. Кстати, пришли.