Победителей не судят

Сказать честно, после всего произошедшего у меня просто не было иного выбора, кроме как обратиться к единственной силе, которая могла бы обуздать британскую жадность. Я имею в виду русских из будущего, союзников нынешнего Советского Союза. Они еще называют себя второй антигитлеровской коалицией, как бы противопоставляя себя еще необъявленному союзу Североамериканских Соединенных Штатов и Великобритании. Вряд ли Черчилль рискнет противоречить мощи, за несколько стремительных операций в труху сокрушившей Третий Рейх. Это, в самом начале войны Гитлера против Советов мы, не понимая ничего, могли только, открыв рот, наблюдать, как под сокрушающими ударами гибнет лучшая армия континентальной Европы. Двумя месяцами позже картина была уже вполне определенной, и ведущая роль России из будущего в русско-советском союзе являлась вполне очевидной.

Видит Бог – если бы не вызванная страхом торопливость Черчилля, я этого никогда бы не сделал. В свое время, после освобождения из плена, в двадцатом году, в чине майора польской армии мне довелось повоевать против ворвавшихся в Польшу большевистских орд. Меня даже звали навсегда остаться на польской службе⁶⁶, но мне претила спесь и глупость польских панов, и я предпочел вернуться во Францию, где меня уже похоронили и оплакали⁶⁷. Во французской политике я бы предпочел занять патриотическую, но не коммунистическую позицию, собрав под свои знамена тех, кому дороги традиционные французские ценности. Но, видимо, вечные Британские интересы со времен Столетней войны и по сей день как раз и заключаются в том, чтобы в итоге всех политических манипуляций Франция, в конце концов, прекратила бы свое существование. Теперь понятно, что антигерманское «Сердечное Согласие» было всего лишь проходным моментом, когда ушлые джентльмены, воспользовавшись неопытной простушкой Францией, вдобавок обобрали ее до нитки и подставили под удар тевтонской ярости.

Одним словом, я решился и в ночь с 28-го на 29-е августа вылетел на самолете Фарман-220 из Бейрута в Афины, к тому моменту уже занятые войсками маршала Буденного. Полет в ночное время был необходим, чтобы относительно безопасно обогнуть занятый англичанами остров Кипр. К тому времени наравне с деятелями уже не существовавшего режима Виши, и я был вполне официально объявлен врагом Британской империи; и, если бы британские истребители обнаружили мой самолет поблизости от своих аэродромов, они обязательно постарались бы его сбить. Далее все происходило как в странной трагикомедии, когда не знаешь, что делать – плакать или смеяться. Отправляясь в этот путь, я совсем не знал, чего мне ожидать от большевиков, с которыми мне предстояло столкнуться в первую очередь, ведь моя «Свободная Франция» первоначально имела проанглийскую направленность, а я лично, как об этом было сказано ранее, успел даже повоевать против них в двадцатом году в Польше.

Но напрасно я ожидал враждебного отношения; все сложилось наилучшим образом. Едва только мой самолет успел приземлиться в Афинах, меня встретили будто долгожданного гостя. Но, знаете ли, у русского гостеприимства тоже есть издержки. Гостя они кормят так, будто собираются зарезать его к празднику. Но самое главное было не в этом. Не прошло и суток моего сидения в Афинах, как на встречу со мной прибыли лично господин Молотов и еще один господин по фамилии Иванов, представляющий президента России из будущего. В ходе этих переговоров мне ничего не нужно было лично для себя, все только для милой Франции. В первую очередь за моей Родиной необходимо было сохранить все те колонии, подмандатные и заморские территории, к которым, пользуясь нашей слабостью, тянула свои длинные руки жадная Британия, и постараться воспрепятствовать тому, чтобы коммунисты захватили во Франции монополию на власть, подобно тому, как это случилось в Советской России.

Первое мне пообещали сразу и без всяких условий. Мы еще не закончили переговоры, а советские десантные войска, которые одним своим присутствием должны были вытеснить британцев из Сирии и Ливана, уже грузились в военно-транспортные самолеты, чтобы высадиться на аэродромах Дамаска и Бейрута. Говорят, что Черчилль сдал назад сразу, как только узнал о советских десантах, и приказал британским войскам немедленно отступить на исходные позиции в Палестине. Было только жаль моих верных соратников, расстрелянных в британских застенках, но их было уже не вернуть. Если бы не панический страх господина Черчилля перед русскими, то все могло бы сложиться совсем по-другому.