Три часа пролетели для меня незаметно, и только глянув на настенные часы после завершения рассказа, я понял, сколько прошло времени. Сначала, чтобы не утомлять меня ненужными подробностями давно минувших дел, месье Иванов был краток, останавливаясь только на ключевых моментах. Но чем ближе история была к двадцать первому веку, тем большими подробностями пестрел его рассказ. Явно подчеркивались те моменты, когда Франция теряла часть суверенитета. Особое внимание месье Иванов сосредоточил на том, как чисто экономическое «Объединение угля и стали», созданное для оптимизации работы европейской металлургической промышленности, выросло в огромного политического монстра, именуемого Европейский Союз. У меня от ярости буквально шерсть дыбом встала на загривке, когда я узнал, что существует какое-то наднациональное общеевропейское правительство, которое диктует властям Франции. какую политику им вести, во что верить, с кем дружить, а с кем враждовать, на что тратить деньги, на что не тратить – и так во всем, вплоть до самых мелких мелочей. И над всем этим балаганом с куклами на веревочках торчат омерзительные рожи двух англосаксов: дяди Сэма и Джона Буля70
.Оказывается, первые организации, превратившиеся потом в этот ужас, образовались еще до того, как я стал президентом. Да я был, собственно, и не прочь, пока этот проект не выходил за чисто экономические рамки. Меня для того и постарались отстранить от президентства, чтобы открыть зеленый свет замершей было на десятилетие так называемой «европейской интеграции», а на самом деле – процесса захвата власти наднациональной бюрократией.
По моему мнению, этот самый Европейский Союз, единственная в своем роде колониальная империя без метрополии – зеркальное отражение Советского Союза, который попытался стать Империей, состоящей из одной метрополии без колоний. Ведь, в отличие от советских властей, которые с первых же часов взяли на себя ответственность за благополучие будущих новых сограждан, власти Европейского Союза горазды только издавать распоряжения, и их абсолютно не волнует, как эти распоряжения отразятся на жизни граждан тех стран, которых они касаются. И никто не чувствует себя защищенным от какого-нибудь вопиющего произвола, когда рыбакам могут запретить ловить рыбу, шахтерам добывать уголь, а фермерам сеять пшеницу.
Разумеется, прибыв на место, я тут же припаду к первоисточникам, но уже сейчас я чувствую, что месье Иванов меня не обманывает, а в самом крайнем случае, возможно, лишь сгущает акценты. Нет ему смысла меня обманывать, потому что прежде чем начать действовать, я действительно в первую очередь попытаюсь разобраться в ситуации. А действовать я буду непременно, ибо если ЭТА Франция находится в более-менее хороших руках, то ТУ Францию надо спасать, и немедленно!
29 июля 2018 года (7 января 1942 года). 12:05 Франция-2018, Париж
Хотя вся эта история началась значительно раньше, именно воскресенье, двадцать девятое июля, стало тем черным днем, который фактически поставил крест на существовании Пятой Республики.
Первые масштабные протесты против политики, проводимой президентом Макроном и кабинетом премьер-министра Филиппа Эдуара, начались на следующий день после появления в Сен-Дени коммунистических боевиков из сорок первого года, и возглавила их переметнувшаяся на сторону пришельцев из прошлого так называемая «Непокоренная Франция», за которой вполне ожидаемо стоял ухмыляющийся Жан-Люк Меланшон и еще несколько деятелей такого же ультралевого толка, только масштабом поменьше.
Шоком для французского истеблишмента стало то, что к ультралевым очень скоро присоединился ультраправый «Национальный Фронт», руководимый Марин Ле Пен. Эти, хоть и не сочувствовали коммунизму, тоже с большой охотой увидали бы президента Макрона вместе с его Макронихой в гробу и белых тапках. По крайней мере, лозунги ультралевых о необходимости отставки нынешнего руководства Французской республики, серьезной правки конституции, выхода из ЕС и НАТО и об обуздании засилья толерантности и мультикультурализма они поддерживали на сто процентов. К этим двум полярным силам тут же присоединились представители профсоюзов, фермеры, дальнобойщики, учителя, врачи и прочие, которым было что сказать нынешним французским вождям, и были это отнюдь не слова ободрения и поддержки.