Победители Первого альтернативного международного конкурса «Новое имя в фантастике». МТА V

По островкам суши раскиданы грибы, как варёная, чуть сморщенная морковка с варёными же яйцами у основания, которые лопнут изнутри, и оттуда вылезет следующий фаллос. Насекомые, привлечённые ароматом драконьего помёта, разносят споры таких же падальщиков-растений: цветущие деревья, над ними тучи мух, пьяных от аромата тухлятины шестилепестковых крупных цветов оттенка грозовых туч, чуть подальше гигантский цветок пеликана, как полупротухший тонкий просвечивающий пласт мяса с прожилками мраморного жира, разверзнутый гигантским зевом, мешок-ловушка для падальщиков. Пожиратель пожирателей падали. Многоступенчатый падальщик, убийца убийц, пахнущий падалью, чем же ещё может он пахнуть? Рядом торчит прямо из земли красно-оранжевый цветок, чей аромат экскрементов привлекает жуков-могильщиков — будто мясистую спелую тыкву полоснули сверху вниз острым ножом, и она сочно треснула на большие толстые ломти без семечек, пустая середина с бугристой коркой в чёрных пятнах, гробница насекомых, которых здесь немерено, чуть подальше — лилия мёртвой лошади, горячее, соблазняющее мух, нежно-фиолетовое с чёрными волосками вывернутое наизнанку лоно с воткнутым в него волосатым, в палец толщиною, пестиком. Ещё грибы, тоже похожие на фаллосы, с кружевными воротниками, а на них нахлобучены протухшие тёмно-коричневые головки.

Меня до сих пор тошнит от запаха болот.

Чем меньше дорог, тем меньше дозоров. Чем хуже запах, тем меньше людей, тем меньше дозоров. Здесь никого нет. Поэтому мы здесь. Здесь приют преступников. Сюда мне и надо.

Я так стремилась сюда, что пришлось обратиться к Кёртису, которого я не видела лет десять точно, а может, и больше, и не вспоминала о его существовании, с тех пор, как мы ходили в рейд.

Лишь в горах можно чувствовать себя свободным. Здесь всегда обретались тёмные личности, у каждого встречного здесь красная метка, ну, или оранжевая, а жёлтые, зелёные и голубые не рисковали появляться здесь, появиться здесь с живой меткой означало дискредитировать себя в глазах власти и получить по возвращении новую степень опасности. Если б не это, то первый, кто организовал сюда платные экскурсии, обогатился бы. Если бы не Сопротивление.

Запах здесь — полная противоположность видам. Роскошные виды. Фиолетовое, почти чёрное небо даже днём, яркие, крупные, с кулак звёзды, с равнины таких не видно, мешает насыщенная парами атмосфера, а здесь, в горах, воздух разрежен, и свет звёзд пронзает тебе глаза и проникает прямо в душу, и насколько кругом красивые виды, настолько же здесь воняет, воняет так, что привыкнуть невозможно — из-за драконов. Вонючие твари.

Верёвочные подвесные полки окружают, лепятся к склону, правда, склон — это очень условно: он почти вертикален, по нему взбирается вверх цепочка деревянных настилов, они обматывают гору по спирали, поднимаясь к вершине. Похоже на сооружение сумасшедшего паука. Да ещё брызги в лицо. Кислые, ледяные. Справа. По стене течёт субстанция вроде рассола. Слева пропасть. Справа стена, почти вертикальная стена базальта, прочная, в ней через каждые пятнадцать метров вбиты кованые, почерневшие от времени крючья, на них, как колыбели на канатах подвешены доски. По ним ползу, качаясь, я, только бы не рванул ветер, тогда мои качели разобьются о стену, или перевернётся доска, и я полечу в пропасть.

Стены скользкие и воняют. У драконов, как у птиц, содержимое кишечника и мочевого пузыря открывается в клоаку, понятно, что у таких крупных животных помёта до фига и от него не спасают дощатые крыши над досками, как будто на стене, подвешены одна встык с другой этажерки. Я упорно ползу на четвереньках, Кёртис пока идёт как человек, но мне уже всё равно, я ползу по спирали за шагом шаг, да доской доска, поднимаюсь всё выше. За плечами у меня тяжёлый рюкзак. В нём запрещённые пятнадцать килограммов биологического материала, как у нас это называется. Но, слава богу, здесь нет патрулей. Здесь нет трупоискателей, нет газоанализаторов, которые понатыканы в городах через каждые сто метров.

До вечера мы должны добраться к уступу, переночуем на нём, и ещё через три часа пути окажемся в приюте.

Неделю назад я нашла Кёртиса. Он не хотел меня брать, но я так плакала, так просила его, что он сказал мне:

— Я не знал, что ты такая настырная!

Я скромно потупилась. Когда я сильно чего-то хочу, я всегда добиваюсь.

— Кёртис, я знаю тебя давно! Возьми меня в приют! Мне очень надо!

— Нет, — ответил он.

— Кёртис, мы 6 лет сидели на занятиях по 12 часов в день за исключением дисциплин, разделявших нас по полу!

— Нет, — повторил он.

— Кёртис, я познакомила тебя с моей подругой!

— Нет, — отрезал он.

— Она же твоя жена!

— Нет, — сказал он, — уже нет, не жена.

— Я не знала, вот видишь, у меня остался один последний шанс. Кёртис, — сказала я, понимая, что поступаю подло и если он даже согласится, то я потеряю его навсегда, но мне очень надо: я мысленно закрыла глаза и прыгнула с моста. — Кёртис, — сказала я противным, мерзким (самой тошно) голосом, — ты помнишь, как ты плакал у меня на плече, и я дала тебе свой носовой платок?