Победившие не вернутся

– Напишешь в заключении: смерть мозга, остановка сердца. Доложишь Шлоссеру, что пришлось вскрыть череп, и Гардаша разрешат похоронить в закрытом гробу. Только не забудь проделать в дереве дырочки для вентиляции. Остальное я возьму на себя. Только поклянись, что никогда, никому, ни при каких обстоятельствах не откроешь нашей тайны.

– Клянусь, клянусь! – испуганно пообещал Лейбович.

Это прозвучало под гулкими сводами морга так резко и неожиданно, что судебный медик не узнал своего голоса. Они соединили руки в крепком пожатии прямо над лицом неподвижно лежащего Александра. Показалось, что после этой клятвы горестные складки у губ спящего разгладились, щеки порозовели, а из уголка глаза выкатилась слеза. Хотя возможно также, что это была лишь кондиционная влага на коже из-за разницы температур.

Катя проснулась от осторожного стука в двери. Она накинула халат и открыла.

На пороге стоял Шлоссер.

– Я вас не разбудил, Катрин? – спросил он, заходя в комнату.

– Нет, но признаться, я чувствую себя неважно. Мне удалось заснуть только под утро.

– Надеюсь, вы не забыли, что сегодня похороны?

– Да? Боже правый! Разве уже среда? – рассеянно проговорила Катя. – Впрочем, конечно, раз вчера был вторник. После гибели Алекса дни перепутались в голове, как тасованные карты в колоде.

– Машина ждет. Вы готовы?

– В принципе, да… Однако… – Катя раскрыла на диване чемодан с одеждой. – У меня нет ничего черного. Как вы полагаете, Генрих, вот эта блуза подойдет?

– Я человек военный, и плохо разбираюсь в дамских нарядах, – грустно улыбнувшись, молвил комиссар полиции. – Но блуза темно-синяя, может сойти за траурную.

– В таком случае, спускайтесь, я буду готова через минуту.

Как и предсказывал Хейзер, полиция не разрешила открывать гроб, чтобы не травмировать почтенную публику, в частности представителей магистрата и отставных военных. В последний, так сказать, путь Александра провожали на тертом катафалке, запряженном старыми лошадьми. Убитую горем Катю, которая только теперь осознала потерю, вели под руки. Она шла, наклонив голову.

Жители Граца с балконов хмуро провожали глазами немноголюдную процессию.

– Кого нынче хоронят? – спрашивали они друг друга.

– Этого странного русского, что жил в доме тетки Шлоссера.

– Тот, что летал над городом?

– Да. Говорят, застрелился. Бедняга.

– Всякое бывает.

Пожилые государственные лошади цокали по мостовой в тишине. Не было ни музыки, ни слез.

И вдруг раздалось тарахтение, путь преградил автомобильный экипаж. Из него выпрыгнул подтянутый молодой человек в полевой форме австрийского военного летчика. Он о чем-то быстро переговорил со Шлоссером, пожал руку Кате. По людским рядам прокатилось:

– Вы только посмотрите, кто пожаловал!

– Сам молодой барон!

– Прямиком с театра военных действий? Невероятно.

Могильщики, подгоняемые Шлоссером, постарались похоронить тело так быстро, что даже старичок из скорбящих, известный на весь город пьяница и завсегдатай всех похорон, не успел с притворными рыданиями выпросить у вдовы денег на выпивку.

Люди, в том числе и молочник Зильбербахер с супругой, клали цветы на холмик и быстро расходились.

К Лозинской подошел молодой барон Вебер, представился и взял ее под руку.

– О, мадам! Когда мне сообщили, я не поверил своим ушам! Ваш супруг Гардаш спас мне жизнь! Я у него в неоплатном долгу! Скажите, что я могу сделать для вас?

– Алекс был вам другом? Шлоссер тоже так говорит. Выходит, у Гардаша был полный город влиятельных друзей, и они живы, а он мертв. – У Кати блеснули слезы на глазах.

– На вашем месте я бы не слишком доверялся Шлоссеру, – сказал барон. – У него репутация негодяя.

– Вы предлагаете верить вам?

– Вы можете целиком рассчитывать на меня!

– В таком случае, – попросила Катя, – не могли ли бы вы подвезти меня к дому Алекса. Хочу разобрать его вещи.

– Конечно, – с готовностью офицера ответил Вебер. – У меня еще два дня отпуска. Куда за вами заехать?

– Я остановилась у Генриха Шлоссера. Приезжайте к десяти, он обычно уже на службе.

Лишь два господина в плащах и котелках, никуда не торопились с кладбища. Никем не замеченные, они укрылись за памятниками, дождались, пока публика разойдется, и направились к могиле. Лейбович свинтил складной щуп и стал пронзать им рыхлую землю, пока щуп не уперся в крышку гроба.

– Какая глубина, метра три будет? – спросил Хейзер.

– Точнее, два метра сорок четыре сантиметра, – деловито уточнил эксперт, утирая щуп ветошью.

– Грунт мягкий, эксгумируем без проблем. Ты уже договорился с рабочими?

– Они будут ждать с часу до двух пополуночи, – не без волнения в голосе ответил Лейбович. – Но не много ли прохиндеи запросили за работу?

– Сколько же?

– По три кроны на нос. Ну, не сукины дети?!

– Ты Маркса читал?

– Меня не интересуют бесовские книги.

– А напрасно. Если б читал, то знал, что игры с пролетариатом опасны. Дай ублюдкам, сколько попросят. И нужен будет еще один гроб с неопознанным телом, на замену.

– У меня бездомных в больничном морге навалом. И гроб найдется.

– Значит, решено?

– Решено. И все-таки ты рискуешь, Руди. Еще не поздно передумать.