Арестовали Громова, погиб Измайлов... Два коммуниста! В самые ответственные моменты они всегда были с ней, честные, мужественные, ничего не боящиеся. Теперь их нет! Как быть?
И в эти трудные для нее минуты явился Иван Денисович, связной подпольного обкома. Обменявшись паролем, который ей сообщил еще раньше Виктор Измайлов, «часовщик» сказал:
— Вашей самоотверженности завидуют многие. Товарищ Добрый не раз ставил вас в пример другим. Я уполномочен передать благодарность обкома за смелую деятельность вашей группы.
— Спасибо, но в первую очередь эту благодарность заслужил... Виктор Измайлов.
— Его имя никогда не забудем... — Паша и связной помолчали. Иван Денисович прервал молчание: — Теперь вам придется возглавить группу. Вы готовы к этому?
Савельева задумалась: «Хватит ли сил, ведь впереди так много дел? Должно хватить!» И она сказала твердо:
Постараюсь оправдать доверие.
Вот и хорошо, — одобрил Иван Денисович. — Проявляйте максимальную осторожность. Обо всем своевременно информируйте.
И на хрупкие плечи комсомолки Савельевой легла большая, суровая ответственность.
На первой же встрече с подругами по борьбе Паша Савельева говорила:
— Если случится так, что фашисты арестуют меня, то группу возглавит Наташа Косяченко... К тебе, Анна, на несколько дней перейдут партизаны. Они помогут нам в операции с оружием. Если будет необходимость, то после выполнения задания уйдешь с ними в лес.
— Нет, я постараюсь остаться с тобой.
— Да, Паша, теперь ты нас не жалей, — поддержала Наташа Анну Остапюк. — Мы надеемся на тебя, а ты на нас.
Нет Громова, нет Измайлова, вот беда, — вздохнула Савельева.
— Будет каждая из нас, как Громов, как Измайлов, — бросила Наташа, и в ее глазах прочли твердую решительность и готовность пойти на любое испытание.
Паша Савельева, как никогда раньше, почувствовала себя в кругу верных, надежных товарищей. Она выглянула в окно. В чистом небе летела вереница журавлей. Паша засмотрелась на них. Какую весточку несут они в родные края?..
СРЕДИ БЕЛА ДНЯ
Стоило Анне Остапюк появиться в офицерском особняке, как старший офицер напустился на нее:
— Черт знает где ты пропадаешь! Поворачивайся быстрее, чтобы в комнатах все блестело!
Раздраженный тон гитлеровца озадачил Анну. Было лишь семь часов утра. Обычно в такое время офицеры только продирали глаза. А сегодня все они суетились.
— Поторапливайся! — понукали ее. — Почисть рукомойник! Выбей ковер! Убери коридор!
Пока собирались завтракать, белокурый обер-лейте-нант достал из тумбочки бутылку коньяка и с улыбкой поставил ее на стол.
— Чудесный сюрприз! — громко похвалили коллеги. Но тут же выразили сожаление: что значит для них одна бутылка?.. Раз начал, выставляй остальное!
Обер-лейтенант с меньшим энтузиазмом, но все же достал бутылку красного портвейна.
— Не скупись, друг, на шестерых маловато.
Наконец офицер расщедрился и достал еще одну бутылку коньяка.
— С вами запасешься! — недовольным тоном пробурчал он.
Но ты ведь у нас самый предусмотрительный!
— Это помог мне счастливый случай. Другой такой едва ли скоро подвернется.
Молодой на вид лейтенант, который всегда отличался от других высокопарными фразами и изысканными манерами, по-дружески похлопал обер-лейтенанта по плечу.
— Э, дружище! Вся жизнь полна случайностей. Разве это не счастливый случай, что у нас отныне будет новый и такой прославленный командир дивизии?
С появлением на столе вина настроение у офицеров заметно улучшилось. Они шутили, болтали между собой. Главной темой разговора был, конечно, фронт.
Анна Остапюк, прислушиваясь к их болтовне, невольно обратила внимание на новое обстоятельство: в выражениях гитлеровцев почти исчезли слова «молниеносная война», «непобедимая армия» и т. п. Фашисты больше уже не надеялись на быстрое продвижение на восток и легкие победы.
— Большевики рвутся к Днепру. Если мы их не остановим, они пойдут дальше! — с горечью констатировал белокурый.
— Завоеванное надо закреплять, а мы неудержимо рвались вперед, — робко вставил лейтенант. — Покорение России я раньше представлял несколько иначе, — откровенничал он. — Мне казалось, что мы пройдем по стране победным маршем и на том исчерпается наша славная миссия перед будущими поколениями великой Германии. А получается гораздо сложнее,
— Что-то ты, Курт, расчувствовался! — грубо оборвал лейтенанта молчавший до последней минуты обер-лейте-нант с выдававшимся вперед раздвоенным подбородком,
Анна вышла за дверь и встряхнула половик. Для Алексея Абалмасова и Любы Шерстюк, сидевших недалеко во дворе и ждавших сигнала, взмах половика означал: «Будьте начеку».
Наведя чистоту в комнатах, Анна спросила старшего офицера:
— Нынче идти мне на кухню?
= Да, поторапливайся, помоешь посуду.
— Ну, я пошла. Замкнете двери сами? — обратилась она к офицеру, сделав ударение на последнем слове.
Через несколько минут после ухода Анны Остапюк офицеры отправились в столовую. Дверь особняка запер начищенный и подтянутый обер-лейтенант.