Победивший платит (СИ)

Иллуми медленно и громко выдыхает, потом для надежности притискивает меня к себе.

- Черт с ним, - негромко решает он. - Я, гм... тоже не был верен. Дело прошлое, Эрик, не ешь себя попусту.

"Ах, и ты тоже?" Парадоксально, но признание во взаимной неверности утешает. И, более того, провоцирует. Я немедленно нахожу губы Иллуми своими, на них сладость и горечь одновременно, и вряд ли дело только в кофе.

Желание накатывает, незамедлительное и острое, и мне не терпится. Раздевать никого уже не нужно - сброшенные вещи Иллуми дорожкой выстелили короткий путь от двери до постели. Мне легко оглаживать все, до чего достают ладони, и откровенно тереться всем телом, словно наглая, вылезшая из воды выдра. Вжимаю его в кровать - ему не вырваться, не улететь больше, никуда не деться.

Ничего не изменилось. Ничего не сгорело в тоскливом ожидании, чудесным образом остались и жар, и нежность, и неприкрытый голод. Восхитительно горячий, правильно покорный, Иллуми принимает меня в себя, и отзывается, и постанывает, откинув голову, в такт толчкам, и вожделение плещется у меня в животе жгучим кипятком.

Это как возвращать свои права на то, что чуть было не отняли. Восстанавливать порядок в мире. Реабилитироваться за пережитый страх. Получить своё в восхитительной роли бесцеремонного мужлана, грубого собственника и просто изголодавшегося мужчины. Пока мой желанный, вцепившись, подвывая, насаживаясь в совершенном беспамятстве, заново утверждает, что такое есть "мы" и почему это навсегда.

И когда перехлестывает через край и с воплем вырывается наружу, мы просто лежим, обнявшись, успев только подтвердить "люблю" заплетающимся языком. И слова, постельные и неприменимые к обыденности, оседают в память, как сахар на донце чашки.

Когда, опомнившись, мы решаем хоть ненадолго покинуть постель, то выясняется, что наша бурная встреча лишила наряд Иллуми половины застежек и пуговиц, и мне приходится предложить ему в качестве временного компромисса свою футболку. Он мнется, приличен ли этот наряд - "такое чувство, будто я голый!" - но все же соглашается на экзотику аскетизма. А я даже рад. Тонкий трикотаж подчеркивает атлетичную фигуру; пусть окружающие завидуют. Помню, как некогда Иллуми вздумал хвастаться мною, теперь - моя очередь.

- Здесь нравы проще, чем у тебя дома, - объясняю. - Гораздо более разношерстая публика, и чужих едва ли не больше, чем местных, поэтому все стандарты нейтральнее. До меня никому особо дела нет, я даже за экзотику сойду, только если вытворю что-то совсем непотребное.

- Недурно, - соглашается Иллуми - Значит, и я. Пожалуй, можно было и грим не снимать, но уж очень настойчивой была мысль о том, что к Цетаганде я теперь имею очень опосредованное отношение.

- Надеюсь, ты не порвал со своей родиной? - спрашиваю я, вдруг встревожившись.

- Не пугайся, - хмыкает он, сжимая мою ладонь. - Подданства я не лишен, статуса гем-лорда тоже, и даже со знакомыми и родными перед отъездом не расплевался. Мне там просто делать нечего, и все.

- Ты уже решил, чем займешься здесь? - спрашиваю оторопело. Вот это предусмотрительность!

- Как бы я мог? - отвечает он столь же удивленно. - Я же не знал, что здесь застану. Что тут с тобой - нужен я, или нет, или ты вообще уехал. Если бы я приехал зря, мне не нужно было бы искать занятий.

Хочется с обидой спросить "Как ты мог такое подумать?", но я понимаю. Я ведь тоже усомнился в том, что нужен Иллуми. Два мнительных идиота, вот мы кто. Влюбленных идиота, что немного оправдывает обоих.

Мы добираемся до центра станции, смотрим на магазинчики, гуляем по подвесным мостикам, пролетаем трубы лифтов, заходим в кафе - снова привыкаем к обыденности общества друг друга. И я на правах старожила знакомлю Иллуми с местными достопримечательностями, на которые он смотрит с веселым интересом. Ситуация словно выворачивается наизнанку - не так давно ли он вел меня по паркам и кафе старого города? Разница только в одном: он знакомил меня со своей родиной, здесь же лишь временная остановка на нашем общем пути, который ведет... куда?

- Ты хочешь здесь остаться? - сидя за столиком в кафе, интересуется Иллуми осторожно, явно ведомый такой же мыслью. - Место любопытное, но, по-моему, нужна толика героизма, чтобы решиться себя доверить искусственному дому.

- Здешние уроженцы уверены, что тут все как надо: чисто, упорядоченно и всегда хорошая погода, не то, что на планетах, - рассказываю. - Они удивляются, что кому-то приходит в голову жить внизу. А я удивляюсь их вкусам.

- Занятно, - хмыкает. - Но жить здесь постоянно я бы все-таки не хотел. Всю оставшуюся жизнь видеть небо в голопроекторе? Чересчур экстремально... и не слишком уютно. Сама необходимость прирастать к другому и пока неизвестному миру здорово пугает, а тут еще и станция.